Маме нужна была помощь, я чувствовала это.
Ну и наконец, я давно хочу увидеть всю семью вместе. Мы жили на расстоянии слишком долго.
Последний раз мы виделись в 1692 году в Салеме. Уродливые, жестокие, запутанные дни. И сейчас, если что-то дурное против нас, мы, семья Бошам, должны быть вместе.
Прошло достаточно времени, чтобы старые раны зажили. Мама и папа должны побороть себя и перестать быть такими упрямыми.
На пути в Лонг-Айленд я запланировала остановку в Нью-Йорке, где я попробую убедить мою милую и неистовую сестру продать бар, который висит на ней, и вернуться домой.
Возможно, мы втроем даже можем поработать над вытаскиванием Фрира из Лимба.
Снаружи открытого окна на моей панели, ниже линии горизонта, тонуло солнце, оставляя оттенки розового, сигнализируя о хорошей погоде.
Хотя, опускался сумрак и наполнял уголки дома тенями после долгого дня, я больше не чувствовала себя усталой. Оскар свернулся у моих ног. Я чувствовала теплый ароматный бриз, наполняющий меня светом, опьяняющее ощущение весны. Я жаждала путешествия.
Четверг, 21 апреля. Поезд Аматрак. Эмпайр Роут. Сиракьюс-Нью-Йорк
Маргарет, умный, перспективный научный специалист библиотеки с большим количеством татуировок, подвезла меня этим утром на станцию "Аматрак".
Глаза бедной девушки покраснели, а затем наполнились слезами, когда мы прощались.
Я обняла ее, затем мягко оттолкнула от себя, как бы говоря: "иди, будь храброй — ты можешь это сделать, детка!"
— Не забудь вернуть мой велосипед домой, — напомнила я ей.
— Он твой.
Она улыбнулась и быстро отвернулась, не раньше, чем я бы увидела комок в горле и слезы на её глазах, как и на моих. Я должна была сделать это — так или иначе, они всё же выпускники.
С тяжёлым сердцем я шла по платформе, мои каблуки глухо отзывались по ней, а чемодан следовал за мной, возвращение домой сигнализировало бедствие.
Что-то было не так, я могла чувствовать скрывающуюся темноту.
Затем я увидела какой-то шум далее на платформе.
Я остановилась посмотреть, вытирая слезы, заправляя прядь прямых волос в пучок.
Женщина упала в обморок на платформе. Из носа у нее шла кровь.
Я сделала шаг вперед. Мое сердце прыгало. Я хотела помочь. Я знала, что могу — я не Джоанна, но, как и у всех ведьм, у меня были небольшие таланты в этой сфере.
Мое тело покалывало, во мне росла волна магии, желая внезапно начать, но я не могла это позволить. Медработники оттолкнули меня назад.
Собралась толпа. Магия выдохнулась и умерла внутри меня; я заперла ее обратно в клетку.
Даже помочь кому-то в беде запрещено Ограничением. Кажется, у медиков все под контролем.
Я продолжала идти, как самая обычная смертная, просто еще одна тихая, обычная девушка — "серая мышь", кто-то бы даже мог сказать — волосы забраны в пучок, одетая в коричневый тренч и темно-синий костюм, ищущая машину с пустым местом у окна.
Сотрудник "Аматрак" появился из ниоткуда, блокируя дорогу и при этом говоря мне взять последнюю машину. Я заметила странную вспышку в его глазах, как если бы он получал удовольствие от властного поведения.
Когда я шлепнулась на сиденье, я была истощена и нездорова. Я скинула туфли, разминая пальцы, чувствуя заглушенную магию, это было похоже на физическую боль. Магия. Каждая клеточка моего организма скучала по ней.
Я скучала настолько, что это было похоже на голод. Я частенько думала, а что если то, что я чувствовала, когда могла свободно заниматься магией, было равносильно тому, что чувствуют люди, когда влюблены. Я не знала.
Когда я читала о любви в стихах и романах, звучало очень похоже. За исключением того, что магия приносила только счастье, эйфорию — и никогда боль.
Поезд покинул станцию. |