– Вот пропуск, – заявил он, – принес. Меняй столик, мне некогда.

Стоящий рядом Хват ядовито улыбнулся и спросил моего приятеля:

– А чего это ты без дружка своего, москвича, снова бросил он тебя одного на амбразуру… Друзья так не поступают… Брехунца, ты на проходной случайно не видел? А то он с тобою очень хочет встретиться, дождался бы его.

Данила уловивший иронию в его предложении, гордо заявил:

– Брехать не работать, брехнул и отдохнул. А я при деле, брехать с пустобрехом мне некогда.

Хвату видно нравился нагловатый Данила. Довольный пикировкой он сказал Коню:

– Да отпусти ты мальца. Чего он будет тут под ногами путаться.

А Данила не дожидаясь разрешения, приближался уже к отдельно стоящей группе из четырех столиков.

– Иди выбирай, – запоздало, вслед ему крикнул Лупиконь.

Я сидел и молился. Шахматных столиков, из которых Данила должен был выбрать один на замену, было четыре. Тот, что был с бриллиантами, стоял с самого краю, слева, я туда его поставил. Шансы, что именно его выберет Данила, равнялись двадцати пяти процентам, да еще я ему помогал, направляя в его сторону мощные токи мысленной энергии. И вдруг вслушавшись в то, что я про себя произношу, я с ужасом услышал, что вместо слова «левый, левый», я уже пару минут как дятел долблю одно и то же, и скандирую – «Спартак, Спартак, Спартак…». Тьфу, помимо моей воли условный рефлекс сработал. Я стал себя успокаивать. Ну и что, пусть выберет другой. Главное заметить, где останется стоять, тот, что с бриллиантами, а в понедельник прийти по новой, и сказать, что нашли, мол, скрытый дефект, пусть меняют еще раз.

Вот Данила подошел к кучке, первым взял и стал рассматривать тот самый столик, в котором был устроен тайник. Снова на горизонте замаячили Багамы. Ну бери же, – хотелось мне ему крикнуть, но я не мог издать даже змеиного шипения. Столик должен быть сделан на совесть, ведь его для себя делал Конь, не должно быть в нем брака. Мне показалось, что Данила сейчас его оглядит со всех сторон и остановит на нем свой выбор.

Но он почему-то отставил его в сторону. Как он мне потом объяснил, моя судьба его волновала. Он до погрузки в Камаз хотел высвободить меня из добровольного плена. Не дай бог, закончив работу, повесят на ворота замок, и кукуй тогда здесь до понедельника. Поэтому он отставил в сторону столик с тайником и начал пристально осматривать соседний. И этот ему не понравился. Он перешел к следующему. Оглядывал его он долго и внимательно, шупал, вертел, только что на зуб не пробовал. И дождался, наконец.

Наверху в конторке зазвонил телефон. Кому-то одному из двоих, Коню или Хвату надо было подняться в конторку на второй этаж. Оба сделали вид, что не слышат звонка. А телефон трещал не умолкая.

– Кто бы это мог быть? – спросил Хват невозмутимого Коня.

– Мне никто не должен звонить, – ответил он и направился к лестнице. – Не уходи никуда.

«Угу, – подумал я, – да сейчас если даже телефон запоет голосом Аллы Пугачевой или из него выпрыгнет мисс Мира, его ни за какие коврижки не оттащишь от столика со спрятанными бриллиантами».

Конь поднялся к себе, а Хват от нечего делать закурил. Данила прекратил осмотр и показал на табличку висевшую в цеху – «Курить в строго отведенных местах».

– Теперь понятно, почему леса в Подмосковье горят, – флегматично заявил он, – дымит каждый, где хочет, разве пожарных на вас напасешься.

Шутка, видно не понравилась Хвату. На этот раз он не улыбнулся, а серьезно предупредил:

– Сматывался бы отсюда побыстрее, пока Брех не появился.