Слышно было, что подъехал Брехунец. Со второго этажа одновременно спустились оба кидалы – Хват и Конь. Как железной цепью, наглой ложью и обманом прикованные друг к другу, они теперь ходили парой. Первым делом, оставшиеся четыре столика, чтобы ненароком их не перепутать, они отнесли с глаз долой, в тот угол, где я сидел. И каждый из них наверно заметил, тот, свой.
– Чтобы не путались под ногами, – заявил Конь.
– Правильно, а то погрузят случайно не тот, – сразу согласился Хват.
У меня мелькнула сумасшедшая мысль. А не использовать ли мне это обстоятельство. Ведь ни Хват, ни Конь, после того как они поменяли местами столики, теперь и близко не подойдут к той кучке в углу, куда они перенесли остальные четыре, и где после рокировки, по их мнению, должен находиться тот, единственный с бриллиантами. Они теперь друг перед другом будут изображать невинность, и усиленно, показушно, стеречь единственный, подмененный. А вот цех, как только загрузится Брехунец, постараются закрыть на все запоры и отправить рабочих по домам. Чем черт не шутит, вдруг выгорит. Я решился. Но обо всем по порядку.
Между тем, в цех-склад один за другим потянулись забойщики козла. Один помог пошире открыть ворота, другой сел за погрузчик. Двое прошли в глубь цеха.
– Грузимся? – послышался вопрос одного из них.
– И так опаздываем, – подтвердил Хват.
Для меня наступал ответственный момент. Я должен был незамеченным выскользнуть из цеха. Когда Брехунец стал задом подавать и все внимание окружающих было отвлечено на фуру, на то чтобы она не зацепилась в проеме ворот, я как уж выскользнул из своего укрытия и стал вдоль стенки пробираться к двери. Хват и Конь стояли с другой стороны машины, рядом с тем, единственным, уже три раза обмененным столиком.
Эх, будь, что будет, увеличу наши шансы еще на двадцать процентов. Из общей кучи оставленных без пригляда четырех шахматных столиков, я выхватил один, и направился к двери. Хват-Барыга и Конь не видели меня. Для виду сердясь, они честерили Брехунца за поздний приезд. Никем незамеченным, со столиком под мышкой, я выскользнул из цеха.
И только тут я увидел, что попался в мышеловку. Мимо Брехунца никак я не мог проскочить. Мне надо было пересечь пространство прямо перед автомобилем, пересечь – значит попасться ему прямо в лапы, и назад хода тоже не было, там уже слышался голос рабочих открывающих кузов. Один из них, помня, что нас с Данилой было двое, увидел меня, узнал и, думая, что я еще ношусь с обменом, сказал:
– Теперь, не до тебя мальчик, приходи в понедельник.
А мне срочно надо было куда-нибудь спрятаться. Моим спасительным убежищем становилась курилка. Ноги сами так и несли в нее. Я решил здесь пересидеть, спрятавшись за водруженный на бочку, импровизированный стол для игры в домино.
А Брехунец уже подравнял машину и заглушил двигатель. Я выглянул из курилки и обомлел. Левый глаз у него смотрелся переспелой сливой. Знатно видно приложился Данила каблуком. То-то Хват всю дорогу намекал на долгожданную встречу. Если Брехунец ненароком захочет закурить, соблюдая противопожарные правила, подумал я, мне отступать будет некуда. И в цех назад нельзя. Там могут возникнуть свои неприятности. Вдруг жулики Хват с Конем обнаружат, что один столик пропал? Сразу ведь оба подумают о том, что он может быть с бриллиантами.
Во попал, никого выбора. Я затосковал. Как быть?
С одной стороны, конечно, если меня увидит Брехунец, ничего страшного не случится, не я поставил ему синяк, драться не полезет, ну и что, что он видел меня на стене. А с другой стороны, он знает, что мы с Данилой неразлучные друзья, может надавать мне по шеям и попросить передать алаверды моему приятелю. Или еще хуже – дурак может разораться, и спросить, что я тут делаю, поднимет шухер, выскочат Хват и Конь, увидят меня со столиком, заподозрят неладное. |