– Я сегодня у тебя ночевать не буду, – завил он мне. – Ты, как только дед с бабкой уснут, вылазь потихоньку, я тебя на озере подожду.

– А может быть все-таки не стоит? – попробовал я его разубедить.

– Что струсил? – спросила меня Настя.

По этому сценарию, я жил до сегодняшнего вечера, но сейчас мне надо дождаться Данилу и постараться не уснуть до его прихода. Я отлично знал свои слабости. Неотъемлемой частью моего тела попавшего в горизонтальное положение, являлся почти мгновенный сон, если я где-либо прилег, оттуда через полминуты раздается богатырский храп. И вот, чтобы не уснуть, я придумал от сна отличное противоядие.

Спинка моей кровати упиралась в старый гардероб. Наверху, на нем пылилась кипа старых журналов. Связав их веревкой, я подвинул их на самый край. Второй конец веревки я привязал к правой руке и закинул ее за голову. Даже если бы я уснул в этом неудобном положении, при первом же неловком движении рухнувшая сверху кипа-будильник должна была разбудить меня. Данила мог не волноваться, я ни в коем случае не должен был проспать. Успокоив себя, таким образом, я в первый раз за все лето задумался о взаимоотношениях в нашей кампании. С прошлого года что-то изменилось в Насте и Даниле. Какая-то трещинка появилась меж нами. Но что? Надо разобраться, пока кипа журналов не свалилась на голову.

Начать анализировать характер моего дружка-обжоры, мне даже в голову не пришло. В первую очередь я подумал о Насте. Вот кто магнитом постоянно притягивал мой взгляд. Если бы я был фотографом, вся пленка ушла бы на нее, Даниле не досталось бы ни одного кадра. Бочка – она и есть бочка, то ли дело – распускающийся бутон розы. Настя, конечно, чувствовала и видела, что я к ней неравнодушен, что часто исподтишка зыркаю глазами в ее сторону и опаздываю отвести взгляд. Кому не льстит такое исключительное внимание? Сразу нос кверху задерешь! Тем более, что у нее были веские подозрения думать, что и Данила к ней неровно дышит. Чересчур уж нарочито груб, он с нею бывает. А ведь если человек тебе безразличен, можно и повежливее быть, элементарные нормы общежития соблюдать.

Вот она и возомнила себя пупом земли, неописуемой красавицей, знатной особой у ног которой постоянно дежурят два верных пажа. В ее взгляде последнее время появились холодные льдинки высокомерия, голос часто становился властным, а тон капризным и не терпящим возражения. Дожили! Интересно где – истоки той реки, в которой наполняются ушаты холодной воды?

Ступив на тропинку обобщений, я первый раз углубился в исхоженный вдоль и поперек старый лес человеческих интересов, и попытался выявить в них общие закономерности.

По-моему, привило ей новый стиль повеления, осознание различия между нею, дочкой обеспеченных родителей и нами, ее друзьями и тайными воздыхателями, выраженное во внешних атрибутах достатка. Что ни говори, а Настя могла себе многое позволить из того, о чем мы с моим дружком Данилой могли только втайне мечтать. Она ведь со своими предками, принадлежала к тому классу, который получил название «среднего», с непременной иномаркой, кирпичным особняком и ежегодными поездками за границу. Хотя, какой он к черту «средний» класс, если другого «высшего» у нас в городке днем с огнем не сыщешь. Однако именно он, живущий рядом, являлся предметом нескрываемой зависти подавляющей массы горожан.

И даже Хват – выбившийся в люди, в зеленые миллионеры, ни в какое сравнение по своему статусу с родителями Насти не шел.