А самыми известными обитателями мёртвого города были Бродяги.

Излучение разрушало мозги не сразу. Поначалу Бродяга почти ничем не отличался от обычного человека — только не прятался от излучения. Бродяга сотрудничал с бригадирами, зашибал бабло и заводил себе в городе хату: жил в полное удовольствие на деньги от командировок, бухал, драл баб. Но мало-помалу становился всё более угрюмым и нелюдимым, на излёте дичал — и тоже сваливал в дебри, тоже обращался в лешака. Путь от человека до тупого зверя бомж преодолевал за полгода-год, а Бродяга — лет за семь-десять.

У Лидки, сестры Егора Лексеича, муженёк спёкся на девятый год. Егор Лексеич спровадил его за Белорецк, на дикую гору Малиновую, и оставил там дозревать до скотского состояния. А Харлею до лешака оставалось ещё года четыре, не меньше — Егор Лексеич взял его свеженьким и сильным Бродягой. Такими управлять легко, особенно через девку. У Харлея хата располагалась неподалёку — в бывшем автоцентре. Удобно, чтобы мотоцикл чинить.

Егора Лексеича от размышления отвлёк всё тот же мужичок-шутник.

— Бригадир, а где наш мутант? — спросил он. — Ну, который Бродяга.

Егор Лексеич хмуро посмотрел на мужичка:

— Тебя как зовут?

— Ну Витюра, — заулыбался тот. — Матушкин я.

— Не лезь не в своё дело, Матушкин Витюра.

Бригадиры возили бригады на собственном транспорте. В лесу на тесных и опасных просеках не следовало доверять казённой машине — надёжной будет лишь своя: тщательно подготовленная, отлаженная, испытанная, вылизанная до последнего винтика. Егор Лексеич тоже имел собственный транспорт — мотолыгу. Она стояла в секретном месте — в разгрузочном боксе заброшенного магазина. Егор Лексеич сам укрепил железные ворота бокса, чтобы до его мотолыги никто не сумел добраться, иначе угонят, или разворуют снаряжение, или снимут запчасти. Сегодня рано утром Егор Лексеич вывел мотолыгу из укрытия и отъехал на пару кварталов, чтобы никто из бригады не знал, где он держит машину, пока находится дома. Егор Лексеич был очень осторожен.

— Вон там сверни налево, — сказал он водителю автобуса.

Хрустя колёсами по мусору, автобус свернул в боковую улицу.

Мотолыга ждала немного подальше, в тени раскидистой берёзы.

— Ёбанный в рот… — охнули в автобусе за спиной Типалова.

Машиной бригадира Типалова был гусеничный вездеход. Армейский. Бронированный. В камуфляже. Вместо крыши над моторным и десантным отсеками громоздился открытый стальной короб с амбразурами, а над ним, как навес, на стойках была укреплена широкая и длинная панель интерфератора.

На скошенном капоте мотолыги сидела Маринка в солдатском кепи, в чёрных очках и с автоматом на коленях. Она сторожила машину дяди.

Берёза чуть шумела листвой под ветерком. По асфальту и по мотолыге перебегали прозрачные лёгкие тени. И небо над мёртвым городом синело так ярко и безмятежно, словно с миром ничего не случилось.

08

Комбинат

На задней площадке трамвая трясло, качало, и Серёга с Митей держались за поручни. Рюкзак с продуктами и одеждой Серёга свалил на грязный пол.

— Да всё просто, — говорил Серёга.