Он сам на это согласился. Чего его жалеть?
— В город вернёшься — вылечишься, до лешака тебе ещё далеко, — сказал Серёга. — Лешаки — это беспредел конченый, а Бродяга — так, терпимо.
Грузовик свирепо прорывался дальше, как носорог: давил, крушил, сметал с пути. Деревья покорно падали, порхала листва, ревел дизель.
Дорога через большой лес заняла часа полтора, а потом впереди снова распростёрлась освещённая ярким солнцем равнина с низенькой порослью. И дальше, за пологим изгибом холмов, густо-синими волнами встала длинная горная гряда. Где-то перед ней и лежало невидимое пока Банное озеро.
15
Банное озеро (I)
Путь искать не приходилось: главная улица посёлка и являлась дорогой на Белорецк. Когда-то асфальтовая, а сейчас непонятно какая, она была плотно утрамбована машинами и протравлена кислотами до керамической красноты. По мнению Егора Лексеича, трасса не представляла опасности: она тупиковая, все лесоразработки далеко и лесокараванам здесь делать нечего.
Заброшенный курортный посёлок вытянулся по берегу озера километра на два. Кирпичные коттеджи, фигуристые виллы, двухэтажные бревенчатые пансионы, рестораны, клубы, спортзалы, гаражи — всё затоптал могучий лес. Здесь его не рубили — неудобно, и он вымахал в полный рост. Во дворах высились шатровые ёлки и раскидистые рябины, над домами взлетали стволы сосен. Кусты росли на балконах и верандах, крыши зеленели мхом.
— Эх, такой бы теремок, да мужичка работящего, да детишек выводок… — мечтательно вздохнула Талка, глядя на посёлок поверх броневого борта.
— Начни покуда с мужичка, Наталья Батьковна, — игриво посоветовал ей Матушкин, он стоял рядом. — А там авось и само добавится.
— Хоба! — изумился Костик. — Секите, подвесная трасса!..
Вдали в просвете меж деревьев мелькнул травяной и каменистый склон горы, а на нём — линия бетонных столбов канатной дороги.
— Богато жили, да, шеф? — Фудин посмотрел на Егора Лексеича.
— Вот америкосы на нас и напали.
— Что же за люди там? — огорчилась Алёна. — Кому это всё мешало?
— Лет двадцать назад комбинат восстановил часть этого посёлка и устроил санаторий для работников, — рассказал Егор Лексеич. — По пятьсот человек на сезон приезжало. Но дело не выгорело. Всё закрыли.
— Почему? — спросил Фудин.
— Деньги кончились. Китайцы платят гроши — комбинат-то и так ихний, а Европа отказалась от бризола и дизелей и перешла на фитронику.
— Пидоры мокрожопые, — оценил европейцев Матушкин.
— Ничего, ребята, мы ещё повоюем, — бодро заверил бригаду Типалов. — Затем и едем на Ямантау. Отобьём страну, если халявничать не будете.
Холодовский вдруг ударил по тормозам, и всех качнуло вперёд.
— Чумоход! — негромко предупредил Холодовский.
Улица поворачивала, и за поворотом дальше на дороге показался харвер. По очереди переставляя голенастые ножищи, он медленно брёл куда-то, будто в полусне. Трёхсекционное тело комбайна нелепо изгибалось; ножищи иногда замирали в воздухе, не завершая шаг, и машина ждала саму себя. Стёкла в кабине были разбиты. Длиннющая суставчатая рука с механическим кулаком чокерного захвата бессмысленно двигалась по воздуху, шарила в пустоте — то поднималась, то опускалась, то закидывалась назад. |