Изменить размер шрифта - +
Перчаткой был чокер — сложный механизм вроде широкого стального кулака.

Холодовский вскарабкался на корпус харвестера, чем-то заскрежетал и, обернувшись, показал какое-то растопыренное пластиковое устройство:

— Обратите внимание на это.

— Чё за пиздюлина от часов? — удивился Матушкин.

— Коптер, — сказал Холодовский. — Их у харвестера три штуки. Летают и сканируют делянку, чтобы определить тактику обработки. Если вдруг увидите такой в воздухе, знайте, что где-то рядом находится харвестер.

Огромный мёртвый комбайн стоял перед людьми, грозный даже после гибели. На его корпусе расползлись белёсые лишайники, кое-где из пробоин торчала травка, но выпуклые ситаллические бока ещё местами блестели под солнцем, как латы на убитом гладиаторе. Харвестер умер, но не смирился с поражением. И его посмертное упорство до сих пор внушало страх, потому что хищная машина и при жизни живой не была.

— Ну что, напугались до хрена? — весело спросил Егор Лексеич у бригады. — То-то, братцы! — Он назидательно поднял палец: — Запоминайте! Бзди, но бди! А сейчас — всё, урок закончен, шуруем к мотолыге.

 

14

Дорога на Банное (IV)

 

Не рискуя форсировать реку в темноте, они остановили самосвал на берегу. Всю ночь машина рокотала дизелем вхолостую, а они спали на капоте — на огороженной площадке возле рулевой рубки. Серёга прихватил из дома два байковых одеяла: одно он постелил поверх дёрна, другим укрыл себя и Митю. Всё равно было холодно. Они прижимались спинами друг к другу.

Митя проснулся на восходе. Низкое солнце освещало угол площадки нежным розовым светом. Митя перелез к ограждению и уселся на пригреве, рассматривая Серёгу. Брат уже не казался ему отражением в зеркале. Он был отдельным человеком, другим, непохожим. Чужим? Конечно, чужим. Четыре дня назад Митя о нём и не подозревал, хотя и не помнил этого. Но вчера вдруг обнаружил, что верит брату. Там, в котловане, он поверил, что брат выручит. И взбесился не потому, что Серёга его подвёл, а потому, что братья не подводят. Ну, и врезал Серёге — так сказать, по-братски. Правда, Серёга тоже двинул ему в челюсть… Оно понятно: Серёга вырос в маленьком городе, где на удар — даже справедливый — всё равно отвечают ударом.

Серёга проснулся, сел и зевнул, как собака.

— Дак чё, — спросил он, — едем?

Река была мелкая, переметённая жёлтыми песчаными отмелями; солнце пробивало воду насквозь, и весело искрился перекат. В незрелой синеве неба метались и заполошно верещали стрижи. Тихо качалась прибрежная осока. Огромный грузовик с неповоротливой осторожностью перебрался через брод, спуская вниз по течению потоки мути; его промытые колёса заблестели.

Серёга сидел в рубке за рулём. Всякую дурную зелень, насколько было возможно, они с Митей из рубки вычистили. Изуродованная ножом крышка секции автоматики висела на одной петле, из проёма торчали провода.

— Часа за три до Банного доедем, — самоуверенно заявил Серёга.

— Что там? — поинтересовался Митя.

— Старая дорога на Белорецк. Её хорошо протравили — до сих пор ещё не заросла, и лесовозов нет. Бригады всегда по ней в горы ездят.

— А мы не застрянем в лесу на такой большой машине?

Серёга ухмыльнулся:

— Я маршрут по свежим делянкам проложил, где деревья маленькие.

Быстрый переход