Молчановка и встретила безмолвием, дом не заперт, но пуст. Прошелся по новеньким комнатам, еще пряно пахнущим краской, лаком, деревом… нашел вчерашнюю лужайку, на которой Танюша — с вечера, что ль? — так и лежит. Увидев меня, что-то быстро спрятала под сборчатый подол. Так большая уже девочка прячет куклу, интеллигентная дама — бутылку, ну а убогая… что-нибудь эдакое — молитвенник, четки… Сестры одной породы (темноволосые, маленькие, одна красива, другая нет), и потаенная страстность, внутренний огонь — в обеих, но разного свойства: сладострастие Виктории — и какая-то блаженная придурковатость в младшей.

— Зря вы с больным позвоночником валяетесь на земле, — с ходу начал раздражаться я; эта женщина раздражала как нечто чужеродное.

— Мне хорошо, тепло. Их нет нигде?

— Нету. — Я сел на белый стульчик; ажурная мебель так и осталась под липой символом дачного уюта и беззаботности, длинных душных дней. — Звонил Самсону, он уже побывал в милиции. Там, конечно, глухо: приходите на днях. Для «дела» нужны трупы.

— Они убиты.

— Да что вы, как Пифия! — Я и сам подозревал истину, но не мог унять раздражение. — Самсон сумел связаться с одним крупным чином: в сводках происшествий за сутки ни среди убитых, ни среди раненых Виктории с сыном как будто нет.

— Как будто?

— Ну, согласно описанию. Он обзвонил больницы и морги… У Вики всегда при себе удостоверение Союза кинематографистов, понимаете?

Она кивнула и произнесла:

— Вам же сказано было про могилу.

— А вы, помнится, к чему-то приплели Иоанна Кронштадтского.

— Это слова последнего русского императора: «Не ищите мою могилу, ее очень трудно будет найти». Святой увидел его во сне. Оба были еще живы.

У меня мурашки по спине поползли.

— Вы рассказывали об этом Ване?

— Рассказывала, он был потрясен.

— Зачем забивать голову?..

— Мы должны знать. Чтобы спастись. — Она помолчала, глаза засверкали, странно преображая лицо. — Николай Васильевич, их надо найти.

— Если они убиты, то какая разница…

— Похоронить по-настоящему. И вы должны остановить его.

— Кого?

— Не знаю. Тайное зло — самое страшное.

— Почему именно я?

— Вы добрый и умный, не возражайте. Сегодня ночью я решилась открыть вам секрет. Позвала — вы приехали.

— Знаете, все эти болезненные экстазы…

— Я говорила сестре, — продолжала она, не слушая, — это несправедливо. Ванечка — ваш сын.

Я медленно переваривал «секрет». Никогда не мечтал о детях, но вот сейчас (в свои сорок два) вдруг возмутился: и впрямь несправедливо!

— Это точно?

— По ее словам — точно.

— А Самсон знал?

— Из-за него она и молчала.

— А, прочный творческий союз! — Я отчего-то разозлился… скорее всего — на самого себя. — А если вдруг узнал?

Больная сразу уловила подспудный смысл моего вопроса.

— Возможно, отомстил бы. Но не так. Не смертельно, он слабый.

— Сильный от силы, слабый от слабости такое могут сотворить! А эта творческая личность… Хотя нет! — осадил я себя. — Неверной жене отомстить — еще туда-сюда, но чтобы мальчику… нет, невозможно!

Танюша вновь пустилась в странности, проговорив отстраненно:

— Между ними стоял страх.