— А первая Э?

— Вероятно, сама Элеонор Кастон.

— Вы так считаете? А как насчет сходства фамилий Касл и Кастон? Или, например, Кастон и Ватсон? Только первый слог не совпадает. А ваша фамилия и фамилия нашей замечательной хозяйки заканчиваются на «сон».

— Холмс!

— Дорогой мой Ватсон, вы все усложняете. Подумайте еще раз.

Я подумал и покачал головой.

— ЭНР — сокращенная форма имени Элеонор: Э — в начале, Н — посредине, Р — в конце.

— Но еще есть У, Холмс.

— Буква У — условная, потому что на самом деле это римская цифра пять. Предупреждение о пяти опасных днях, или что мисс Кастон станет пятой жертвой проклятия. Та же цифра написана на стене кабинета, который я намерен сейчас осмотреть.

Мисс Кастон еще не легла. Пожалуй, удивляться не следовало, однако она не задала ни единого вопроса, появившись в коридоре второго этажа, тускло освещенном газовыми светильниками.

— Кабинет здесь, — проговорила Элеонор, открывая дверь. — Минуту, сейчас зажгу свет.

Мисс Кастон переступила порог, чиркнула спичкой, и свет лампы выхватил из мрака ее точеную фигуру. Когда Элеонор подняла лампу, ярко вспыхнуло кольцо на указательном пальце правой руки. Драгоценный камень квадратной огранки я сначала принял за бледный сапфир.

— Вот она. Мистер Холмс, доктор Ватсон, вам видно?

На оштукатуренной стене, почти полностью закрытой книжными полками, выше человеческого роста нарисовали крупную красную пятерку.

— Видно. — Холмс подошел к стене и взял стремянку, с помощью которой мисс Кастон, вероятно, доставала книги с верхних полок. Он поднялся по ступенькам и внимательно осмотрел цифру. — Можно лампу поближе? Благодарю. Мисс Кастон, у вас чудесное кольцо.

— Да, в самом деле. Кольцо досталось мне от тети и было велико, но в Лондоне его подогнали под мой размер. Это голубой топаз. Меня, мистер Холмс, завораживает то, что на вид одно, а по сути — совсем другое.

— Ватсон, где вы? — (Я подошел поближе.) — Взгляните.

Пятерку нарисовали довольно крупно. Кое-где образовались потеки, похожие на окровавленные шипы. Холмс не сказал ни слова и спустился на пол.

— Это краска? — спросил я.

— Скорее, чернила.

Мисс Кастон кивнула и жестом указала на письменный стол. Там среди книг и газет стоял пузырек.

— Это мои чернила. Чем писали, тоже ясно, — тем канцелярским ножом.

— Да, на нем пятно. И еще одно на промокательной бумаге, куда нож положили.

Холмс подошел к окну и отодвинул бархатную портьеру. На улице опять шел снег. Мой друг распахнул окно и выглянул в мерцающий мрак.

— Кое-где плющ оторван от стены, — объявил он и высунулся чуть дальше. Снег залетал в кабинет и падал на пол. — А ниже он, как ни странно, цел. — Холмс выпрямился, лампа осветила его суровое лицо и блестящие глаза. — По-моему, незваный гость проник сюда с крыши, а не из сада. Один сук почти касается окна, но он очень тонкий.

— Этот человек — акробат! — воскликнул я.

Холмс отодвинулся от раскрытого окна.

— Или настоящий смельчак, — добавил он.

Побледневшая мисс Кастон смотрела на окно, пока Холмс не задернул портьеру. В кабинете стояла такая тишина, что тиканье часов на каминной полке казалось очень громким.

— А сейчас спать! — велел Холмс. — Завтра, мисс Кастон, будет тяжелый день.

Элеонор выглядела такой несчастной, что я проговорил, когда Холмс вышел из кабинета:

— Выспитесь хорошенько, мисс Кастон.