Вдоль стены, противоположной кровати, двумя унылыми
рядами выстроились придворные. Застыв от важности и
скуки, они ожидают пробуждения императрицы. Княгиня
Дашкова и еще две фрейлины стоят немного впереди
остальных у императорского кресла. Молчание нарушается
лишь зевками и шепотом придворных. У изголовья кровати
гофмейстер граф Нарышкин. Из-за балдахина слышится
громкий зевок.
Нарышкин (предостерегающе поднимает руку). Тс-с-с...
Придворные мгновенно перестают перешептываться,
выравнивают ряды и застывают в неподвижности. Наступает
мертвая тишина. Из-за балдахина раздается звон
колокольчика. Нарышкин и княгиня торжественно раздвигают
его, выставляя императрицу всем напоказ.
Екатерина переворачивается на спину и потягивается.
Екатерина (зевает). O-хо-хо... а... а-а-а... о... ох... которое время?
(Говорит с немецким акцентом.)
Нарышкин (по всем правилам этикета). Ее императорское величество изволили
проснуться. (Придворные падают на колени.)
Все. Доброе утро, ваше величество.
Нарышкин. Половина одиннадцатого, матушка-императрица.
Екатерина (резким движением садясь на постели). Potztausend! [Черт возьми!
Тьфу, пропасть! (разг. нем.)](Глядя на коленопреклоненных придворных.)
Ах, встаньте, встаньте.
Все встают.
Ваш этикет мне надоел. Не успею я раскрыть глаза, как он уже начинается.
(Снова зевает и сонно откидывается на подушки.) Почему они это делают,
Нарышкин?
Нарышкин. Видит бог, не ради вас, матушка-царица. Но поймите и вы их. Не
будь вы великая императрица, они были бы никто.
Екатерина (садясь). Они заставляют меня терпеть все это из-за собственного
мелкого тщеславия? So? [Так? (нем.)]
Нарышкин. Точно так. Ну и к тому же, если они не будут этого делать, вдруг
ваше величество велят выпороть их розгами.
Екатерина (энергично выпрастывая ноги из-под одеяла, садится на край
кровати). |