Термином «сангха» можно обозначить всех буддийских монахов в мире; монахов, принадлежащих к конкретной школе; монахов,
проживающих в стране, в монастыре, в отшельничестве, в храме.]. И правила Виная-питаки строго соблюдаю.
Мы лежали за камнями, вслушиваясь в шелест сухой травы, раздающиеся изредка крики бородачей, которые, похоже, тоже решили отдохнуть. Под
палящим солнцем было жарко, но лучше хорошо подготовиться, чем бросаться в атаку наобум. Нападающие дали нам передышку — ею надо
воспользоваться. Вот когда осаждавшие соберутся повторить штурм — нужно действовать. Потому что заняв пустой дом, бородачи быстро
догадаются, куда мы скрылись.
— Боюсь показаться назойливым, но как ты попал в эти края? — спросил я еще раз.
Молодой китаец тонко улыбнулся и продекламировал:
— Путник усталый дальней бредет стороной; Из дому вышел — тысячи ли за спиной. Думает путник: что же мне делать теперь? Может, вернуться?
Но где отворится дверь?
Дима так и не ответил на мой вопрос, но настаивать я не стал. Он сумасшедший? Скорее всего нет. Чтобы так виртуозно говорить на чужом
языке, нужно сохранять рассудок. Конечно, парень со странностями. Но у кого их нет — пусть первым бросит камень…
Желая поощрить молодого монаха, я заметил:
— Ты настоящий поэт…
— Что ты! Строки, что здесь прозвучали, не я написал. Так сказал Цао Чжи.
Собирался ли китаец уносить ноги из негостеприимного аула, чтобы вернуться домой или пробиваться дальше, к своей неведомой цели, сейчас нам
необходимо было избавиться от преследователей.
— У них неподалеку машина, — сообщил я. — Захватим ее и уедем.
— Видел, — ответил Дима. — На ней приехали люди с оружием грозным. Те, что гоняли меня, словно зайца, по здешним просторным полям. Им
помогали окрестные жители с ружьями, дробью палящими. Те, что с винтовками, мнится мне, из улуса…
По-русски китаец разговаривал практически свободно, только своеобразно. Акцент был едва заметен, словарный запас, наоборот, впечатлял.
— У них здесь, пожалуй, не улусы… Впрочем, какая разница?
Хлопнул один выстрел, другой. Раздался громкий крик, топот. Бородачи пошли на штурм.
— Пора, — констатировал я. — К машине.
— Надо заранее план нам принять, — не проявляя никаких признаков беспокойства, заявил монах. — Кто сядет за руль?
— На месте будет видно. Пожалуй, я. У меня опыта больше.
— Ты так полагаешь?82
— Уверен, — отрезал я.
— Как скажешь… — не стал спорить Дима, хотя казалось, он был разочарован. Даже говорить стихами перестал, снизойдя до коротких фраз.
Надо отдать юноше должное — вдоль полуразрушенного бетонного забора, мимо развалин и чахлых кустов он двигался бесшумно и незаметно. Может,
и правда шпион, а не монах? Но такой молодой шпион — нонсенс. Да еще со столь поэтичной манерой речи. И это детское желание сесть за руль…
Куда удобнее было бы держать меня на прицеле с пассажирского сиденья.
Шофера, развалившегося в кресле и слушавшего радио, мы не стали ни бить, ни пугать. Я осторожно вытащил его с водительского места, зажав
рот рукой. Китаец ловко скрутил ему руки тросом, так кстати завалявшемся в «багажном отделении» открытого джипа. Отметив про себя, что
веревка еще могла бы нам пригодиться, я все же не стал проявлять излишнюю занудливость и не сделал своему молодому партнеру замечания. |