— Я уверен, что он этого не делал, — убежденно сказал Шумилов.

— Я тоже. Но допущенное нарушение позволяет на законном основании исключить экспертизу из числа доказательств, — сказал задумчиво Константин Федорович. — Неужели Шидловский, зная это, закрыл глаза?

— Представьте себе. И кстати, это не самое вопиющее нарушение закона с его стороны.

— Что еще?

— Доктор Николаевский сообщил Шидловскому о том, что Николай Прознанский страдал фимозом. Молодой человек был физически неспособен осуществить половой акт. Разумеется, это сообщение полностью развенчивало миф об интимных отношениях Николая Прознанского с Жюжеван и разрушало все обвинение. Вадим Данилович запретил доктору рассказывать об этом кому бы то ни было, даже мне. Потом, правда, Шидловский не удержался и сам поведал мне о существовании этого заболевания у Николая.

— Чудовищно… Но для чего Шидловский фальсифицирует дело? Ведь он должен снять обвинение!

— Я подозреваю, что помощник прокурора действует в крепкой связке с полковником Прознанским. Вольно или невольно Шидловский позволил манипулировать собою. На самом деле процесс фальсифицируют Дмитрий Павлович и Софья Платоновна Прознанские. Шидловский им просто не мешает. В силу каких-то соображений, полагаю, карьерных, ему выгоднее потрафить им.

— Вы полагаете, что показания прислуги — Яковлевой и Радионовой — организовал полковник? — уточнил Хартулари.

— Я в этом не сомневаюсь. Он манипулирует людьми на работе, он манипулирует людьми и дома.

— М-да, — задумчиво протянул адвокат. — Воистину, муж и жена — одна сатана. Видимо, смерть сына их очень сблизила. Адюльтер полковника прощен и забыт женою. Вот только Софья Платоновна не забыла и не простила свою обидчицу.

— Вы в курсе, что полковник имел интрижку с Жюжеван? — уточнил Шумилов.

— Да, моя подзащитная об этом рассказала. Скажите, Алексей Иванович, а вам какой резон выступать защитником обвиняемой? Вы же рискуете карьерой! Если то, что вы говорите, является правдой, то я просто уничтожу Шидловского в суде. А он в свою очередь уничтожит вас.

Шумилов не любил выспренних разговоров о «долге и чести» и всячески избегал патетики в повседневном общении. Вопрос присяжного поверенного вызвал у него раздражение. Он поднялся со скамейки, давая понять, что заканчивает разговор:

— Как тут ответить, Константин Федорович? Думаю, девять из десяти людей благородного звания посчитают меня дураком. И будут по-своему правы. Но раздумывая над тем, что я должен защищать — честь синего мундира жандармского полковника или честь невиновной женщины, я выбрал второе. Должно быть, воспитан скверно.

Хартулари поднялся следом, подал руку:

— Разыщите меня, пожалуйста, за день-два до процесса. Возможно, потребуется что-то уточнить.

На том они и расстались.

По прошествии трех недель Алексей Иванович опять встретился с адвокатом. До открытия судебных слушаний оставался один день. Председатель окружного суда Анатолий Федорович Кони уже разослал пригласительные билеты на места в зале. Ожидалось, что на процесс явятся высшие чиновники Сената, министерства госимущества и внутренних дел, штаба корпуса жандармов.