— Ну да, ну да, остаются сущие пустяки… Объяснить происхождение анонимного письма, на весь свет рассказать о вероятном самоубийстве сына, адюльтере самого полковника, из-за которого он лишился психологического контакта с сыном, упомянуть о Пожалостиных, о бестактном поведении девушки из этой благородной семьи… Вы всерьез думаете, что именно так и следует действовать? Для полковника Прознанского предать гласности свои семейные передряги равносильно краху карьеры — кто же доверит охрану высочайших особ человеку, который не может навести порядок в собственной семье? Вся история с сыном, страдающим от депрессии, бьет в первую очередь по самому Дмитрию Павловичу. И поэтому она не выйдет наружу ни при каких обстоятельствах!!!

Шумилов не хотел верить своим ушам:

— Но, Вадим Данилович, вы же фальсифицируете дело! Вы понимаете, что из-за чести мундира полковника Прознанского на каторгу пойдет невиновный!..

Шидловский поморщился:

— Меньше пафоса, Алексей Иванович, меньше! Мы руководствуемся целесообразностью. Ну, и пойдет Жюжеван в Нерчинск, очень хорошо, будет тамошних детей учить французскому! Против нее есть главные улики: ОНА дала яд, ОНА написала анонимку, и у НЕЕ был роман с покойным, подтверждаемый богатой свидетельской базой.

— Да какие свидетели? Полковник Прознанский со своим рассказом об удовлетворении рукой — лжец. А прислуга подучена им.

— Эти улики перевесят все остальные, как вы говорите, «косвенные доказательства», которые суть не что иное, как происки против уважаемого семейства, — веско заявил Шидловский. — А про фимоз никто никогда не узнает. Доктору даже лгать не придется. Ибо в суде он просто не появится, его мы не будем вызывать. Защите же он не нужен, поскольку против Жюжеван никогда не свидетельствовал и никаких утверждений ей во вред не озвучивал. Самому Николаевскому на свидетельское место не резон напрашиваться, потому как он прекрасно знает, что «прокололся» с перевозкой органов Николая Прознанского, во время которой у него похитили сумку с печенью. Я с ним общался, и доктор прекрасно понял, что обвинению от него надо.

Шумилов ужаснулся цинизму, с каким Шидловский спланировал страшную несправедливость. Уже и роли действующих лиц были расписаны и исход судебных слушаний предрешен. Хорош «беспристрастный страж законности и правопорядка»! И ведь тут было не добросовестное заблуждение, а осознанное, намеренное злодейство, прикрытое рассуждениями о высоких целях.

Спорить и доказывать что-то было бесполезно. Но и смириться с творимым злом Шумилов не мог. Он должен был найти выход и не допустить претворения в жизнь преступного замысла.

17

Досудебное расследование было закончено, обвинительный акт утвержден прокурором окружного суда, обвиняемая и ее адвокат получили дело в свое распоряжение, для ознакомления с ним в полном объеме. Дело шло в окружной суд. Рассмотрение назначили на ноябрь.

В обвинительном заключении в число изобличающих обвиняемую улик и достоверных свидетельских показаний вошли:

1. Склянка из-под микстуры, в которой находился раствор морфия, употребленный Николаем Прознанским вечером 17 апреля 1878 г.

2. Записки покойного, содержавшие указания на глубокую его увлеченность своей знакомой — «девицей П.» (фамилию барышни было решено официально предложить суду не разглашать в ходе процесса).

3. Показания отца и матери покойного в той их части, где содержались указания на заметное влияние гувернантки на сына с пятнадцати лет и борьбу родителей с этим нездоровым влиянием.

4. Показания Яковлевой и Радионовой в той их части, где свидетельствовалось о наличии следов «полового сближения» с гувернанткой на одной из ночных рубашек Николая Прознанского.