Я воротилась в аптеку, – говорит Елена. – Когда я там сказала, что нашла Рошшуар больною, чего с нею прежде никогда не случалось, госпожа де Феррьер и госпожа де Коссэ, вторая и третья аптекарши, тотчас же поспешили к ней. Госпожа де Феррьер воротилась к нам и сказала, что она нашла Рошшуар в сильной лихорадке. Мы пришли в ужас. Войдя в столовую, мы принесли эту новость в класс, и смущение охватило всех. После ужина сестра Леонард, которая служила госпоже Рошшуар, пришла и тоже сказала, что почему-то Рошшуар не звала ее. Все пошли спать опечаленные. На другой день, когда мы сошли в классы, нам сказали, что лихорадка усилилась вдвое, и Рошшуар должны отнести в больницу. Мы ударились в слезы. Госпожа Шуазель, девицы Конфлян, я и некоторые другие, мы впали в страшную горесть. После полудня прибыла герцогиня Мортмар и привела докторов Бувар и Лорри. В тот же вечер Рошшуар впала в беспамятство и бред, который не покидал ее до самой смерти.

Такая молодая! Каких-нибудь тридцать с небольшим лет и вдруг! С чего?.. Как? Так внезапно… Непостижимо… Расстроилась, рассердилась, огорчилась, чем? „Je suis bien fachee” – чем, как?

Между тем, – говорит Елена, – учителей отпустили, мы не играли ни в какие игры, полное отчаяние! Каждый час одна из воспитанниц ходила в больницу наведаться, что там. Настоятельница все дни сама ходила взглянуть на нее. Пришли герцог Мортмар и его брат. Герцогиня Мортмар проводила дни и ночи у ее ложа. Девица Мортмар казалась печальною, но менее огорченною, менее убитою, чем мы. Вероятно, ее тетка никогда сильно не любила ее. Наконец, после одиннадцати дней горячки врачи объявили, что ей уже не встать, и что следует ее приобщить Святых Тайн в первый момент, что она придет в себя.

На другой день, двенадцатый день болезни, к утру, она, казалось, пришла в сознание. Ее спросили с осторожностью, не желает ли она причаститься. Она сделала утвердительный знак. Ее причастили, и хотя при подобных церемониях воспитанницы обыкновенно находились в коридорах больницы, но так как опасались, что наши вопли могут быть услышаны в комнате больной, и что иные из нас могут стараться ее видеть, то нас на это время и провели на хоры.

Ночью наступила агония, и в аббатстве совсем не звонили в колокол, как всегда обыкновенно звонили в такие минуты, и это отчасти для того, чтобы не разбудить воспитанниц, чтоб не тревожить Сент-Дельфин (сестру умирающей), которая находилась в состоянии оцепенения с того момента, как она увидела, что болезнь ее сестры ожидает смертельный исход; она не отходила ни на шаг от ее постели. Но после того, как больную причастили, герцогиня Морт-мар (мать Рошшуар и ее сестры Сент-Дельфин) тихонько переговорила с начальницей и сказала Сент-Дельфин, что умоляет ее не проводить ночи в больнице. Настоятельница подтвердила, что она требует этого от Сент-Дельфин, и сказала, что сама не оставит больной. Тогда Сент-Дельфин отвели в аптеку, где мы все, которые там отбывали свое «послушание», всю ночь проводили в слезах.

Скоро настоятельницу известили, как она о том приказывала, что Рошшуар впала в агонию. Дом Темин, ее духовник, не покидал ее ни на минуту. Герцогиня Мортмар (мать умирающей) находилась в приемной аббатства, потому что совсем не хотела уходить из монастыря. Когда настоятельницу известили, что у больной началась агония, тогда герцогиня хотела было идти туда, но настоятельница умоляла ее не ходить, и тогда она послала сказать герцогу Мортмару (брату умиравшей), чтоб он пришел тотчас же. Тот пришел и, узнав обстоятельства дела, велел просить у архиепископа позволения, чтобы Сент-Дельфин покинула монастырь, если умрет ее сестра. Около восьми часов утра Рошшуар, не произносившая ни одного слова после причащения ее, спросила о сестре. Ей сказали, что ее нет тут, но сейчас отыщут.

Наступили последние страшные минуты.

– Поднимите мое изголовье, – сказала умирающая.