Как известно, конфедератами сделана была неудачная попытка похитить короля из Варшавы, чтоб он перестал быть игрушкою соседей-благодетелей, ради якобы его безопасности державших свои войска в Польше и даже в Варшаве. Попытка эта немало повредила конфедератам как во мнении их соотечественников, так и в глазах всей Европы, особенно ее королей.

В войске конфедератов находилось много французских офицеров, которые немало помогали патриотам и советами и личной распорядительностью и которые лучше других понимали, что только действительным заявлением своей силы конфедераты могли поддержать свою с каждым днем упадавшую славу. И французы заботились о поддержании этой угасавшей славы.

«В том отчаянном положении, в каком находится конфедерация, нужен какой-нибудь громкий подвиг, который возвратил бы ей силу и мужество», – писал один из этих французов, Виомениль, командовавший одним из отрядов польских патриотов.

В зиму 1771/ 72 года Виомениль и готовился к подвигу, о котором говорил в письме.

Так как Варшава и Краков, самые важные пункты королевства, были заняты русскими войсками, которые из цитаделей этих городов управляли всей страной, то надо было вытеснить их или из Варшавы или из Кракова. О Варшаве конфедератам и думать было нечего, потому что ее бдительно сторожили и королевские польские и русские войска. Хотя и Краков нужно было взять правильной осадой, и притом с такими ничтожными силами, какими располагали патриоты, едва ли долго можно было держаться даже в занятых патриотами крепостях, однако французы решились вывести конфедератов из их тягостного положения: они положили во что бы то ни стало ввести патриотов в Краков.

Но прежде сами конфедераты решились попытать счастья. Краков, сильно укрепленный искусством и природой, казался решительно неприступным городом, особенно для ничтожной горсти патриотов. Кроме того, его защищали русские войска: в самой крепости было 400 солдат, 800 человек в городе и в отрядах, расположенных по предместью и бродивших по окрестностям Кракова, имелись и запасы, и артиллерия, притом к Кракову в случае опасности можно было стянуть и другие отряды, которые Суворов, командир русских отрядов в Польше, постоянно передвигал с места на место. У конфедератов, напротив, имелась только личная храбрость, и больше ничего. Однако они мечтали, надеялись войти в крепость с той стороны, которая не имела никаких искусственных укреплений, исключая обрывистого спуска, по которому с помощью лестниц можно было добраться до самой цитадели. В этой части крепости находился архив, один из чиновников которого, хороший патриот, имел тайные сношения с конфедератами. Окна в жилище этого архивариуса выходили прямо к спуску, и одно окно имело деревянную решетку, которую очень легко можно было выломить. Архивариус известил конфедератов через одного еврея, что через это окно он проведет их в крепость, если только у них будут лестницы, с помощью которых они могли бы взобраться вверх по обрыву, идущему от окон архива.

Этим предложением воспользовался Валевский, которому Пулавский предоставил защиту крепости Тырняка и который, несмотря на свою молодость, успел приобрести хорошую репутацию между патриотами, как один из талантливых офицеров. Он вышел из Тырняка ночью с небольшим отрядом и направился вдоль Вислы, но, наткнувшись на русский патруль, был узнан и принужден возвратиться в свою маленькую крепость в ожидании более благоприятного случая.

Случай этот вскоре представился. Однажды является к нему один знакомый еврей, которого конфедераты употребляли как шпиона.

– Что скажешь, Лейзер? – спросил Валевский, по лицу еврея догадываясь, что он хочет сообщить что-либо важное по его тайной профессии.

– Скажу пану полковнику много доброго, – таинственно отвечал Лейзер, – ай, как много доброго.

– Ну? – спросил Валевский, запирая дверь.