– Не нам судить в том государя. – Поджал губы Груздев.

– Ты прав, не нам судить. – Быстро согласился Салтыков. – Так что там дальше было, когда три любимца государевых дверь в кабинет выломали?

– Дальше кто-то, возможно и государь выкинул стул в окно, – Груздев замолчал. Никто и никогда не заставит его рассказать о том, как Пётр вырывался из лапищ Криббе и лил пьяные слёзы, повторяя, что он погубил Россию. Они с Бехтеевым были единственными свидетелями этой минутной слабости. А уж та троица, что в чувства государя приводила и подавно. – Ну, а после. Румянцев усадил Петра Фёдоровича рядом с собой и Криббе, и они напоили его просто до изумления. Сами, правда, тоже еле на ногах держались, но успели передать государя Ломову. Сами же на полу в кабинете уснули. А до этого матерные частушки пели на четырех языках. Да на лету перевод делали и ржали, аки кони молодые. – Он снова задумался. – Многие молодые офицеры остановились возле выбитого окна и записывали. – В том, что он сам тоже начал записывать, как и Бехтеев, Груздев тоже никогда и никому не признается.

– Надо бы у кого-нибудь листочки эти выпросить. – Задумчиво сообщил Салтыков. – Интересно, что же весть такую Бестужев привёз, что англичанам такой подарок его величество выкатить захотел?

– Говорю же, не знаю. А уж ежели мне ничего не сказали, значит, всё совсем секретно, и лучше не выяснять, что там за сообщение было. – Груздев для уверенности кивнул. – Вот помяни моё слово, Семён Петрович, все мы вспомнить Ушакова Андрея Ивановича, упокой Господь его душу грешную, как доброго и ласкового человека. Я с Ломовым немного знаком, к тому же он сейчас моим непосредственным начальством станет. Этот истинный волкодав. Ушаков был тоньше. Говорят, – Груздев оглянулся, словно опасался, что их могут подслушать, хотя они говорили по-русски, и их потенциальные шпионы семьи короля Фридриха, вряд ли поняли бы. – Говорят, что беспорядки в Речи Посполитой и присоединение к всеобщему безумию Литовского княжества – дело рук как раз Ломова.

– Не представляю, что можно сделать, чтобы так всех стравить друг с другом, – покачал головой Салтыков. – Если только Ломов не земное воплощение самого дьявола.

– Да и пусть его. Главное, чтобы предан он оставался, как сейчас Петру Фёдоровичу. А предан он, что тот же волкодав. Но про Речь Посполитую я пример привёл, чтобы напомнить, мы не всё знаем. И, возможно, семью Фридриха в Англию переправляем, вовсе не для того, чтобы англичанам подарок сделать. Может так случиться, что и свинью подложить таким вот подарочком. – Груздев снова задумчиво посмотрел в окно.

– А ведь прав ты, Олег, прав. Ведь приказ однозначный – не просто отпустить на все четыре стороны с благословением, а сопроводить всё семейство до Англии, чтобы никто не заблудился ненароком.

– Ты пока делом занимайся, Семён Петрович, а я дальше поеду. У меня на очереди Вена, а потом Париж. И нужно успеть вернуть до того, как дороги в непроходимое болото превратятся.

– Да, все мы верные слуги его величества, и будем следовать его воле. Пока что, тьфу-тьфу, что не сглазить, все его задумки к интересам результатам приводили. – Салтыков и Груздев раскланялись, и разошлись каждый по своим делам.

* * *

Прошло уже больше двух недель с того дня, как я нажрался до состояния «лежа покачивает». Случилось это после того, как Бестужев привез мне новости про флот из пятидесяти вымпелов, который готовят против нас.

– А нас уважают, черт возьми, – проговорил я, когда Михаил Петрович отправился отдыхать с дороги, передав мне такое важное сообщение.