Мелани вздрогнула и отвернулась.

— Да так, ни о чем, — мрачно отрезала она, покраснев. — Ты готов? Если да, тогда поскакали!

Домине возмутила бестактность кузины Джеймса, и, чтобы скрыть неловкость, она быстро взобралась в седло, схватила поводья и пришпорила кобылу. К ее облегчению, детские уроки верховой езды не прошли даром, и она легко держалась в седле наравне со своими спутниками. Они миновали аллею перед домом и пустили лошадей по вересковому ковру пустоши.

Это была бодрящая скачка на прохладном утреннем воздухе, и пар от их дыхания смешивался с белыми клубами, вырывавшимися из ноздрей лошадей. Домине никогда не испытывала подобного чувства свободы и, пьянея от восторга, устремилась вперед, даже не обернувшись на оклик Джеймса Мэннеринга.

На возвышенности ее ожидал восхитительный вид. Там, где заканчивалась темно-лиловая полоса вереска, в лучах рассвета мерцало бледно-синее море, сливаясь с набиравшей силу небесной лазурью. Всходило солнце, и Домине прикрыла глаза от ослепительного блеска. Разгоряченная бешеной скачкой, она сбросила шерстяную кофту, прикрепила ее к передней луке седла и легко спрыгнула на землю.

Поросшие мхом валуны на верхушке холма обеспечивали надежное укрытие от ветра, и девушка присела на камень, чувствую себя в полном согласии с окружающим миром. Кобыла поблизости щипала траву, и все вокруг дышало таким благословенным покоем, который Домине не ощущала даже на службах в монастырской часовне.

Домине вздохнула и потянулась, закинув руки за голову, упиваясь восхитительными ароматами осени, и вдруг поняла, что ее уединение нарушено. Конь Джеймса Мэннеринга неслышно взошел на холм, опекун спешился и теперь стоял возле камней, наблюдая за девушкой с таким явным неодобрением, что Домине с ужасом подумала, не вторглась ли она случайно в чужие владения.

Краснея под его взглядом, она смущенно поднялась на ноги и нервно одернула блузку. Ее сердце оглушительно бухало в груди, и, по-детски испугавшись, что Мэннеринг может это услышать, она поспешно заговорила:

— Извините. Вы… вы искали меня? — разорвал зловещую тишину неуверенный тонкий голосок. — А где мисс Грант?

— Мисс Грант вернулась домой, — после долгого, тягостного для Домине молчания сухо ответил Мэннеринг. — Что ты вытворяешь? Вообразила себя дикой амазонкой? — Его тон был резок, почти груб.

Домине не могла понять, почему ее невинная прогулка вызвала такую вспышку ярости.

— Я… я думала, что вы и мисс Грант, возможно, предпочтете остаться наедине, — нерешительно произнесла она. — Я… я не хотела доставить вам неприятности…

Брови Мэннеринга сошлись на переносице, придав и без того хмурому лицу демоническое выражение, и Домине, до хруста сжав за спиной кулаки, внезапно поняла, что перед ней стоит не просто ее опекун, человек, призванный заменить ей отца на ближайшие полгода, а взрослый мужчина, с естественными потребностями, желаниями и эмоциями. Она вздрогнула — это было новое, незнакомое ей чувство. До этого момента она не замечала широкий разворот его плеч, плоский живот с рельефом мышц под узким свитером, стройные сильные ноги, но теперь вдруг осознала физическую привлекательность Джеймса Мэннеринга, и в этом не было ничего утешительного.

Резким движением она повернулась к нему спиной и собрала поводья, готовясь вскочить в седло.

Мэннеринг ласково потрепал кобылу по шее, когда же он обратился к Домине, в его голосе звучали стальные нотки:

— Впредь ты ни на шаг от нас не отойдешь, запомни это раз и навсегда.

Домине взглянула на него, впервые выведенная из состояния застенчивости.

— Почему? — отрывисто спросила она. — Разве мне не дозволяется свобода?

— Только не на торфяниках.