Верлойн уплатил мелкую монету сборщику въездной пошлины и направил Гринальда прямо в город, мимо деревянных домиков, через ров, по подъемному мосту, беспрепятственно проехав через главные ворота, хоть и тут стояла стража. Жители столицы косились на красавца коня – нечасто сюда приезжают на восточных скакунах из свободных табунов Криданта. Коситься-то косились, да взгляды не задерживали, шли своей дорогой. Не принято в крупных городах на чужое глазеть – взгляд неправильно истолковать могут, а там и до брани недалеко.

    Верлойн направил коня прямо к трактиру, который был рядом с базарной площадью. Знавал он этот трактир еще в давние времена, частенько туда наведывался, когда в городе жил. Новости послушать, с людьми о том о сем потолковать да эля пенистого испить. Сейчас он молил Небо, чтоб трактир на месте стоял.

    И точно – стоит трактир, там же, прямо возле площади. Тоже вроде бы вырос чуток – стойло для лошадей появилось, парнишка гостевых коней чистит, овсом кормит. Не иначе как хорошо шли дела у трактирщика Хаймы.

    Паренек лет десяти, завидев Верлойна, уже бежит навстречу, коня за узду берет, помогает спуститься. Взгляд у него зоркий – приметил кольчугу и меч, когда Верлойн с коня слезал да плащ распахнулся. Ишь как глаза вытаращил, смотрит испуганно, будто Верлойн его обижать собирается. Дал он парнишке серебряный, велел коня почистить и хорошо овсом накормить. А сам направился в трактир.

    Переступив порог, Верлойн с удивлением обнаружил, что трактир Хаймы изменился мало. Вроде хозяин и конюшню отстроил, и пацанов в прислугу набрал, да, видать, самим трактиром заняться ему было лень. Повсюду была грязь и пыль, деревянные столы, казалось, не протирали со дня изготовления, что же до самой комнаты, то можно сказать лишь, что была она большой, тускло освещенной и, судя по аромату, висевшему в воздухе, никогда не проветривалась. Все, как три года назад, – ничего не изменилось, даже столы стояли в том же порядке, что и прежде.

    Посетителей было мало – лишь пятеро запыленных путников, которые сидели в углу, так далеко от света, что разглядеть их было очень сложно, пара местных да путник в просторном темном плаще за столиком недалеко от входа.

    У деревянной стойки, темной от времени и пролитых на нее за это время напитков, стоял тучный скучающий хозяин, подперший голову огромным кулаком. Голова его тоже была огромна, что твоя тыква, да и тело хрупкостью не отличалось. Хозяин был тучен, небрит и лыс. Маленькими водянисто-голубыми глазками он разглядывал Верлойна, не делая даже попытки кинуться навстречу и предложить лучший столик. Это говорило о том, что хозяин еще и невежлив. И это был не Хайма, хоть и похож чуток.

    Верлойн улыбнулся, подошел к стойке и кинул на старое дерево золотой.

    – Лучшего эля и лучшей жратвы, и чем быстрее, тем лучше!

    Реакция хозяина была в точности такой же, как и у всех трактирщиков во всех королевствах континента: он сделал неуловимое движение рукой, и золотой исчез со стойки. Хозяин бросился на кухню, крича:

    – Альв! Крида! Эля без воды и оленину! Живо!

    Верлойн тем временем легким поклоном приветствовал путников и местных и сел у окна. Трактирщик снова возник перед ним и подобострастно спросил:

    – Пожелает ли господин еще что-нибудь? У нас отменные фазаны, приготовленные по рецепту моей прабабки.