— Похоже, вы наконец начинаете привыкать к тому, что живете в Римской империи, а?

— Конечно, — ответил варвар.

Но глаза его были бледны и холодны, как льдинки.

«Лживый ублюдок», — подумал Люций Эггий.

С другой стороны, германцы и не должны были восторгаться оттого, что им приходится подчиняться Риму. Повиновение — вот и все, что от них требовалось. А по прошествии времени их внуки станут воспринимать такое подчинение как нечто само собой разумеющееся.

Полный желудок говорил Эггию, что этот процесс уже идет вовсю.

Минденум нещадно поливали дожди. Римляне, хлюпая по размытым, вязким лагерным дорожкам, вовсю ругали здешнюю мерзкую погоду. Арминий прилагал немалые усилия, чтобы не смеяться над ними.

Германцы привыкли к зимним дождям. Арминий убедился в этом на собственной шкуре в Паннонии, климат которой был схож с германским. И в Паннонии, и в Германии весна и лето частенько выдавались дождливыми. Но высокомерные римляне считали естественным лишь то, что имело место у них дома, и ненавидели северную погоду даже больше, чем она того заслуживала.

Один из легионеров скрестил пальцы — чужеземцы верили, что такой жест помогает от дурного глаза. Если бы римлянин направил пальцы на Арминия, тому пришлось бы взяться за оружие, чтобы отстоять свою честь. Но легионер направил пальцы в небо, стало быть, обращался к богам, пославшим эти несвоевременные и раздражающие дожди.

Но боги не откликнутся на его жест. Как бы ни обстояли дела у него дома, здесь, в Германии, весенние и летние дожди считались обычным делом. В это время года они шли всегда, и глупо было полагать, что боги изменят погоду из-за какого-то римлянина, напоминавшего Арминию брехливого щенка. Нет, боги не прекратят дожди, зато наглость чужеземца, надо полагать, запомнят.

В лагерь въехал обоз, доставивший припасы с пристани на реке Люпии, куда их сплавляли на барках. По такой грязи и люди-то пробирались с трудом, а уж тем более тяжело груженные, глубоко увязавшие подводы. Быки еле-еле волокли повозки по размытым тропам, и вооруженному конвою то и дело приходилось налегать на застрявшие подводы, помогая упряжным животным и возницам. В результате все были по уши в грязи.

— Достопочтенный Арминий?

Этот резкий, суетливый голос принадлежал Аристоклу. Ну конечно, вот он — доверенный раб Вара. Раб был таким же суетливым, как и его голос, а оттого, что греку пришлось мокнуть под дождем, Аристокл выглядел несчастней большинства римлян.

— Что я могу для тебя сделать? — осведомился Арминий так вежливо, словно тощий грек был свободным человеком.

С доверенными рабами высокопоставленных римлян лучше не ссориться, иначе рабы эти могут основательно испортить вам жизнь. Некоторые из них втираются в доверие к своим хозяевам и вертят ими как хотят. У германцев, разумеется, такое немыслимо, у них рабы знают свое место. А если раб забудется, хорошая зуботычина мигом напомнит ему, кто он такой.

— Наместник желает с тобой побеседовать, — сообщил Аристокл.

Что ж, раб тоже может быть учтивым. Арминий полагал, что на самом деле Вар сказал греку: «Ступай, приведи сюда германца!» Или еще более вероятно: «Ступай, приведи сюда варвара!»

Вряд ли Вара заботило, преподнесет ли Аристокл его распоряжение в любезной форме. Но сам раб позаботился об этом.

— Всегда рад возможности побеседовать с наместником, — ответствовал Арминий.

«А куда мне деваться, если я нахожусь в его проклятом лагере?»

И грек, и германец многое оставили невысказанным, и Арминий подозревал, что Аристокл догадывается о некоторых его мыслях.

При виде того, как неуютно ежится под дождем изнеженный грек, Арминий едва не рассмеялся.