— О боги, надеюсь, нам никогда больше не придется заниматься этой дерьмовой работенкой, — промолвил один из них.

— Мечтай, мечтай, — отозвался другой с презрительным смешком. — Мы строим лагеря. Потом разбираем их. Потом строим снова.

Глядя на надрывающихся легионеров, Квинтилий Вар кивнул. Да, таково их предназначение. Они — рабочая скотина. Конечно, легионеры сообразительней быков или мулов, но все-таки они всего лишь рабочая скотина.

— Ладно, будем надеяться, что проклятущий тупица наместник если не в следующем году, то через год сам откажется от этого проклятущего, тупого занятия.

— Конечно, мечтай, мечтай, — повторил другой.

На сей раз оба загоготали. Так хохочут люди, когда им не над чем смеяться, но тут уж либо смеяться, либо ругаться на чем свет стоит.

Кто-то позади Вара тоже хихикнул, и наместник сердито обернулся. Лицо Аристокла было таким невинным, будто он в жизни не слышал ничего смешного. Арминий и Зигимер стояли с лицами серьезными и суровыми, как у мраморных надгробных статуй.

Вар вспыхнул, уши его горели. Это ж надо — при его-то высоком чине выставить себя на смех перед нижестоящими!

Взяв себя в руки, он сказал Арминию:

— Скоро мы будем готовы выступить!

— Так точно, командир! — отозвался германец. — Твои люди всегда делают все вовремя и как положено.

— Римская эффективность! — не без гордости промолвил Вар. — Надеюсь, на марше вы сможете оценить ее еще больше.

— О, я тоже на это надеюсь, — отозвался Арминий. — И спасибо за то, что ты берешь меня в поход по дороге, которую предложил я.

Высокие, тяжелые, набухшие влагой тучи ползли по небу, солнце играло среди них в прятки. Когда оно на несколько минут скрывалось, прохладнее не становилось, а его появление не прогоняло сырость. Пару дней назад похожие тучи разразились такой грозой, какую Вар вряд ли видел на своем веку. Насколько он понимал, тучи могли в любой момент обрушить на марширующие легионы такую же бурю.

— Если там, на севере, погода получше, если там хоть чуть-чуть меньше сырости, этот путь подходит нам как нельзя лучше.

Арминий кивнул.

— О да. Там почти всегда сухо.

Он слегка подтолкнул отца локтем и шепнул ему что-то на своем гортанном наречии.

После этого Зигимер тоже кивнул.

— Погода быть хороший, йа, — произнес он на ужасающей латыни.

Последнее слово вообще было не латинским, но как раз относилось к тем немногим, которые Вар освоил на германском.

— Ты увидишь землю, откуда я родом.

Арминий говорил куда более свободно — и вообще, если уж на то пошло, был куда более цивилизован.

— О, великая радость. Еще одна вшивая дыра, каких полно в этой грязной, вшивой стране, — вымолвил Аристокл.

Вар на мгновение даже удивился, что Арминий не выхватил меч и не рассек заносчивого раба пополам. Затем наместник сообразил, что Аристокл говорил спокойным тоном, с самым бесстрастным лицом — и, главное, по-гречески. Для Вара, получившего прекрасное образование и долго прослужившего на Востоке, этот язык звучал так же привычно, как латынь, но для невежественного германца представлял собой лишь набор звуков.

— Ладно, ладно, — промолвил Вар тоже по-гречески. — Для него естественно гордиться родным домом.

— Ласточка тоже гордится гнездом из прутиков и грязи, — возразил Аристокл, — но это не заставляет меня двинуться другой дорогой, чтобы нанести визит в это гнездо.