XVIII

Люций Эггий пробирался через топь. На его правом бедре кровоточила ужасная рана; кровь насквозь пропитала наспех намотанную тряпку и текла по ноге. Рана страшно болела, болели и несколько порезов поменьше.

Человеку нечасто дано бывает узнать день своей смерти. Зато Эггий, хотя и был еще жив, точно знал этот день.

Он умрет сегодня.

И очень скоро.

Он был еще не мертв только потому, что никто из германцев пока не погнался за ним, чтобы прикончить. Сперва Эггию просто повезло — хотя он уже сомневался, что это и впрямь было везением. После того как многие его товарищи полегли под первым же шквалом копий, Эггий не только уцелел, но и вступил в схватку с врагами, попытавшись дать им отпор. Он метнул свои копья в варваров и обагрил гладиус неприятельской кровью — теперь ее уже смыло дождем. Варварам пришлось заплатить за его раны.

Но толку от попыток защищаться не было — как для Эггия, так и для его товарищей.

Крики, доносившиеся с юго-востока, говорили о том, что германцы не оставляют попыток прорваться сквозь колонну римлян. При обычных обстоятельствах римская армия имела бы решающее превосходство над толпой германцев, даже над такой большой толпой. Легионеры всегда действовали как единое целое в развернутом строю, укрывшись за стеной щитов, используя все преимущества выучки и дисциплины.

— При обычных обстоятельствах… — с горечью пробормотал Люций Эггий, удивляясь, как всё могут изменить какие-то три слова.

Римляне не могли развернуться, потому что разворачиваться было негде: кроме дороги, здесь не было ничего — лишь заросли и трясина. Поэтому легионеры не могли и составить стену щитов, чтобы прикрыться от вражеских копий и метать из-за этого прикрытия свои. Да что там! Сколько римлян погибли или были ранены, прежде чем успели хотя бы снять щиты, по-походному висевшие за спиной!

Слева от Эггия, дальше в болоте, толпа вопящих германцев расправлялась с кучкой римлян, пытавшихся перед смертью оказать хоть какое-то сопротивление. В сложившейся ситуации легионеры не могли сделать большего.

Римлян не просто атаковали. Легионы начисто проиграли битву еще в тот миг, когда в них полетели первые копья варваров. Три легиона оказались обречены на истребление — в том числе потому, что не верили в возможность такой атаки. Слишком многие в первое мгновение были настолько ошеломлены, что не смогли защищаться. А когда пали первые римляне, это ошеломило их товарищей еще больше, ввергло в растерянность, привело к…

Люция Эггия это привело в липкую жижу, где он увяз по икры. А три легиона привело к почти поголовному уничтожению. Легионные орлы попадут в постыдный плен…

У Эггия вдруг отвисла челюсть. Даже после всего случившегося мысль об орлах, только что пришедшая ему в голову, потрясла его до глубины души. Легионеры всегда охраняли орлов, не щадя жизни, и были готовы умереть, лишь бы не посрамить эти священные символы воинской доблести.

А теперь — были они готовы к этому или нет — легионеры погибали. А когда они погибнут, Арминий получит трофеи, которых так страстно желал.

Одна лишь мысль об Арминий заставила Люция Эггия с отвращением плюнуть в грязь. Но она же заставила его вспомнить о Публии Квинтилии Варе, после чего за первым плевком последовал второй, еще более смачный.

— Пусть стервятник, клевавший печень Прометея, займется печенью Вара! — прорычал римлянин.

А ведь он пытался предостеречь римского наместника Германии — сейчас этот титул звучал чудовищной насмешкой — насчет Арминия. И не он один, а лишь богам ведомо, сколько римских командиров! Вар не желал никого слушать. И чин позволял ему это.

А теперь результат налицо, и Вар расплачивается за свою глухоту. Но не один: из-за него расплачиваются все.

Прихрамывая, Эггий ковылял к купе деревьев.