Можно было бы брать поменьше дел, бог с ними, с деньгами, я бы мог возиться с ребенком какое-то время, пока не подрастет.

  Но Беате всего двадцать шесть. Жизнь так интересна и многообразна, так сложна, у Беаты такая тонкая, замысловатая внутренняя организация - о каком ребенке может идти речь?

  И какой я все-таки пошляк - сидя с прекрасной женщиной в ресторане, думаю о такой патриархальной старомодной ерунде!

  Беата предпочла поехать ко мне - это радовало, хотя утром, конечно, придется отвозить ее домой на другой конец города. Но какая разница - иначе ехать домой пришлось бы мне самому.

  Надо отдать Беате должное - с сексуальной стороной у нее все в порядке. Заснули мы уже далеко за полночь, а в шесть я проснулся оттого, что мне хищно и нежно покусывали мочку уха, а потом целовали в шею, в грудь,живот и так далее. Я немедленно включился и стал губами обрабатывать восхитительно нежную кожу, соски, спускаясь ниже, в глазах у меня темнело, я взлетал и падал, Беата, вся напряженная, натянутая, как струна, звенела под моими руками и губами, мы качались на гигантских качелях, то пьянея от невесомости, то сжимаясь под неодолимой силой тяжести. Мы летели.

  Потом мы лежали, переплетясь всеми ветвями, корнями, бессильной расслабленной грудой. Наконец Беата вздохнула и выбралась из-под меня, свернулась в клубок и ткнувшись головой мне под мышку, по-кошачьи блаженно замерла. Я лениво гладил ее кожу, покрытую в солярии ровным загаром.

  Кикс вспрыгнул на кровать, посмотрел на нас укоризненно-оценивающе, недовольно мяукнул и спрыгнул. Обычно он спит на моей постели в ногах, и присутствие Беаты расценивает как явное нарушение кошачьих прав.

  - Слушай, - спросил я, - а почему ты не бросила меня до сих пор?

  Беата подняла голову на тонкой шейке, взглянула на меня томными огромными глазами.

  - Не знаю. Ты, конечно, чудак, это верно. Но ты... какой-то надежный.

  Надежный? Пожалуй, да.

  - Из меня получился бы неплохой отец семейства, как думаешь? - спросил я.

  - Вполне возможно, - согласилась Беата, - может, я когда-нибудь созрею для этого? И ты еще будешь не занят.

  Мое сердце упало и затухло, как ошпаренный водой уголек.

  - Да ладно, - сказал я беззаботно, - я не намекаю, не думай.

  - Я вовсе не про семейство и все такое, - сказала Беата, - мне это даром не нужно, ты знаешь. Просто с тобой приятно трахаться. Ты... какой-то мужественный, что ли. Полицейский, короче.

  - Я не полицейский.

  - А чего ты, кстати, не пошел в полицию? - вдруг поинтересовалась Беата. Она снова уложила на меня голову, пощекотав грудь крашеными черными волосами.

  - Потому что я не полицейский, - я умолк. Не буду же я рассказывать ей все. Такое и не рассказывают. Как я набил морду Ральфу. Какое потом было разбирательство. Наверное, это неправильно - посылать курсантов разгонять демонстрации протеста. Так называемых экстремистов, ага. Моложе двадцати пяти лет, в голове есть что-то, кроме футбола и сериалов? - экстремист. Меня до сих пор тошнит, когда я вспоминаю лицо той девчонки; мне кажется, ей было не больше шестнадцати. И ей некуда было бежать - мы их закрыли в котел. Они ничего не делали, только кричали лозунги - но Ральф с мерзкой улыбочкой выпустил ей в лицо струю из баллона.

  А бежать ей было некуда.