- Ну я тоже не безгрешен, - замечал Вернер.

  - Если брать весь перечень грехов, скрупулезно собранный церковниками в "Зеркале совести" - никто не безгрешен, разумеется. Однако простые евангельские требования - в них-то что сложного? И почему это кажется таким сложным огромному большинству людей? Ты думал об этом?

  Вернер отвернулся и притормозил лошадь. Он не хотел об этом говорить, потому что Инка снова был прав.

  - Может быть, это "зеркало совести", эти перечни мелких проступков якобы в глазах Бога - какой-нибудь онанизм, мелкая безобидная ложь, якобы лень, якобы неуместное веселье - и придумано только для успокоения совести урку. Они не могут жить рядом с амару, для которых евангельские нормы естественны - и придумали концепцию "все грешны". А ведь Христос ничего подобного в виду не имел.

  В другой раз они разговаривали в доме Инти, у камина. Снова тибетская зима выла снаружи, швыряя в купол мерзлые клочья снега. Лан-генератор спасал поселок от постороннего любопытства - но не от зимы.

  От холода хорошо помогало центральное отопление от геомеханического генератора. Неисчерпаемая, жаркая энергия. Камин был электрическим, и тихо потрескивал, имитируя сгорание дров.

  - Все-таки это ерунда, - говорил Вернер, - не может так быть. Человек - биосоциальная система. Во многом он определяется воспитанием. Это подтверждает и близнецовый метод, и многое другое. Воздействие социальной среды значительно сильнее, чем биология.

  - Все верно, - соглашался Инка, - поэтому мы не всяких амару из мира сюда забираем. Не всех вытаскиваем. Со временем, по мере расширения хальтаяты, конечно, все встанет на свои места. А сейчас нам на глаз и определить невозможно - где амару, где урку? Среди сотни профессоров может быть только два амару, а среди сотни рабочих случайно окажется тридцать.

  - Что же, нет никаких методов выявления? - заинтересовался Вернер.

  - Нет. Вот композитор - как ты определишь, амару он или урку?

  - Так ты же говорил, что урку неинтересно музыку сочинять?

  - Верно. Урку и исполнять музыку неинтересно. Однако ему интересно пробиться, оказаться первым в иерархии, самым лучшим, блистать. У него честолюбие, задор, и ради этого честолюбия, если правильно воспитывать с детства, урку будет не разгибаясь сидеть за инструментом. Если это женщина, она это будет делать из послушания - потому что ее учили быть хорошей девочкой, заниматься, и она себя чувствует хорошей девочкой, хочет зарабатывать деньги своей игрой. Одно у них общее - они играют не ради самой музыки.

  - Все же есть различие и в самой музыке, - задумчиво сказала Инти.

  - Да, - согласился Инка, - но не будучи специалистом, ты можешь этого и не понять. И стопроцентно утверждать нельзя. Амару играет ради самой музыки. Потому что ему нравится играть. Хочется совершенствовать свое умение, оттачивать, чтобы произвести еще более дивные звуки, чтобы создать гармонию. Но на выходе у него, и у урку одно и то же - музыка. Вероятно, у амару она будет талантливее. Но как ты определишь уровень таланта вот так, с ходу? Урку можно научить чему угодно, и он будет успешно копировать амару. Как обезьяна копирует повадки и жесты человека. Урку будет писать научные работы, духовные сочинения, стихи. Все возможно. Правда, все те, чьи произведения прожили дольше ста лет - были амару. Но у современника ведь ты уровень таланта не определишь.

  Вернер потянулся за бокалом. Инти плеснула темной тягучей жидкости, Вернер поднял бокал - на просвет вино было темно-красным, полупрозрачным, с играющими внутри языками огня. Он слегка пригубил.

  Амару пили вино. Кому принадлежало открытие алкоголя - осталось скрытым в тысячелетиях. Но амару не имели ничего против легких напитков - вина и пива, благодаря повышенной активности расщепляющих ферментов они почти никогда не пьянели и никогда не становились алкоголиками.