Как же ты ошибаешься, lohassy[15]… Первый раз я узнал, что такое «праздновать», уже после своего совершеннолетия. Именно тогда и прочувствовал, что значит «напиться», да ещё дрянным вином… Впрочем, веселья не было. Было недоумение, граничащее с шоком, потому что мой рассудок никак не мог осознать, по какой причине люди вокруг смеются, хлопают друг друга по плечам, нескладно поют и странно двигаются. Наверное, до конца я этого так и не понял. Не понял, ни – как нужно радоваться, ни – чему.

– Смотреть не на что.

– Зачем ты меня обманываешь? – надутые губы.

– Не обманываю. Говорю то, что думаю.

– Но не то, что чувствуешь! – это уже похоже на обвинение. Ты напросился, мальчишка!

– Не то, что чувствую? Хочешь знать, ЧТО я чувствую? Изволь!

И на одно‑единственное мгновение я позволяю слегка ослабнуть цепям, в которые сам себя заковал.

Для меня не изменилось ничего: разве что, дневной свет за окном показался чуть серее, чем был. А вот Мэй…

Со сдавленным криком эльф отпрянул в сторону, не удержался на ногах, упал на пол, отполз к стене и, уткнувшись лицом в угол, обхватил себя руками за плечи. Неужели всё настолько страшно? Кто бы мог подумать…

– Мэй… Прости ещё раз. Я не сдержался.

Как будто это можно простить… Нельзя. Лично я возненавидел бы человека, так со мной поступившего. Собственно говоря, и ненавижу. Самого себя. Но ведь это не повод делиться своей ненавистью с окружающими, как вы считаете?

– Мэй… – я встал с кровати и подошёл к испуганно скорчившейся фигурке. – Пожалуйста, не надо… Я неудачно пошутил… Извини.

– Разве это шутка? – голос эльфа дрожит, но не от страха, а от… Он плачет? Уж не надо мной ли?

– Конечно, шутка! Глупая. Грубая. Я не должен был…

– Ты не должен был запирать ЭТО в себе! – по наконец‑то отвернувшемуся от стены лицу бегут целые реки слёз.

– Но если бы я не «запирал», как ты говоришь… Страдали бы те, кто находится рядом.

– Предпочитаешь гибнуть один?

– Гибнуть?

– ЭТО сожрёт тебя когда‑нибудь, разве ты не понимаешь? – лиловые глаза смотрят с неистовой мольбой. Чего ты добиваешься, lohassy?

– Ну и пусть, – пожимаю плечами. – Я не буду грустить по этому поводу.

– Так не должно быть!

– Почему?

– Потому что… Никто не должен быть один!

Простая истина. Очень простая. Самая первая, которую я понял по‑настоящему. И – самая последняя из тех, которые найдут воплощение в моей жизни. Как больно…

– Я не один, Мэй. Со мной всегда…

Обрываю фразу на полуслове, но не потому, что не могу придумать продолжение. Оно известно, однако юному эльфу вовсе не нужно слышать, с кем я провожу каждую из отмеренных мне минут. И – если это будет зависеть от меня – Мэй никогда не узнает, на кого похожа дама, с которой я обвенчан с первой минуты своего существования.

– Кто? – он всё‑таки спрашивает.

– Тебе ещё рано об этом знать! – щёлкаю согнутым пальцем по слегка покрасневшему от рыданий носу. – Вот когда вырастешь…

– Ты всё равно не расскажешь, – тихий вздох.

– Почему же? Расскажу. Сначала вырасти! И будь любезен умыться: негоже показывать хозяйкам зарёванное лицо!

Муторно. Настолько муторно на душе, что к завтраку я не стал спускаться. Потом – дождавшись, когда кухня освободится, затолкал в себя пару ломтей ветчины, взял кружку с молоком и почти крадучись вернулся в комнату.