Но и Перун не дремал. Мимо его очей дела сердешные не прошли. Громовержец сдаваться совсем не желал, да и рассерчал не на шутку, покуда детище-то рукотворное ослушалось, супротив воли пошло. Негоже это. Токмо Перун понял, Весна в лепешку расшибется, а вреда зверю не причинит. Тут иной подход надобен. И в голове воссияла мысль, от которой расплылся громовержец в широченной улыбке.

А Весна тем временем покинула возлюбленного. Пока шла, все останавливалась, порывалась вернуться к Лану, но совесть криком кричала. Так и добрела краса до деревни, обогнула дома соседские, в том же месте перелезла через плетень и направилась к сараю. С каждым шагом сердце колотилось все сильней, в голове мыслей проносилось немерено. А вдруг проснулся Отай? Вдруг всех на ноги поднял, и ищут теперича ее, а как найдут, так сразу все и раскроется? Али никому не сказал, позора побоялся и сидит в сарае, ждет ее, чтобы на месте и порешить?

Токмо толку-то бояться? Коль судьба пасть от руки мужа, то пускай так и будет. Все равно без Лана никакой жизни нет и не будет боле.

Подошла Весна тихонько к двери, приоткрыла слегка и глянула в щелку. Темно в сарае, лучина погасла давно, а из глубины мирное сопенье доносится, тогда дева вздохнула с облегченьем и вошла внутрь. Спит Отай, не обманул Велес, крепкие травки подсунул.

Девица тут же скинула с себя одежды, да нырнула под пуховое одеяло. Сон сморил тотчас, все ж непростая у нее была ночка.

И только сны унесли в далекие дали, наступил рассвет. Первые лучи окрасили сарай в рыжину, свет пробился в щели и теплым отпечатком лег на спящих супружников.

Отай проснулся первым, раскрыл глаза и еще долго лежал, пытался вспомнить, что ж ночью-то было. Одежи на нем не имелось, жена рядом возлежала обнаженная тож, выходит, овладел он Весною, да видать перебрал бражки, посему и запамятовал, что да как было. Ну и не беда, теперича ночей впереди у них много, будет еще, что вспомнить. Хотя, чего уж оттягивать? Отай склонился над любимой, припал устами к обнаженному плечу и прошептал:

- Просыпайся, свет очей моих. Позволь полюбоваться тобою.

Весна нехотя открыла глаза, и спросонья хотела было улыбнуться, подумалось ей, что Лан рядом, но как увидала напротив муженька, так нахмурилась, оттолкнула Отая от себя и накрылась с головой. Новоиспеченный муж токмо и успел, что ахнуть.

- Ты чего ж, это? – начал он. – Никак не мил я тебе?

И пришлось Весне соврать, да в богатых красках:

- Еще бы мил ты мне был? – крикнула она из-под одеяла. – Медведь сиволапый! Бражки налакался, да так, что думала, поломаешь меня! Накинулся зверем, одежи посрывал, а уж что дальше творил и вспомнить боязно. Обидел меня, страданья причинил! Нет тебе боле веры!

- Да как же? Да я ж! Вот уж… - попытался хоть что-то сказать Отай, но от испуга и удивленья не смог.

- Что ты тут мычишь, ирод? – выбралась-таки Весна наружу, вскочила и еще больше на Отая напустилась. – Ты глянь? – начала она совать ему в лицо руки свои, а на тех царапины да синяки, все ж беготня по темному лесу даром не прошла. – Глянь, говорю! Супостат проклятый! Изуродовал! Трепал меня аки куклу тряпичную. Что глазами-то хлопаешь? Не стыдно так с женой обращаться? Вот всем поведаю о замашках твоих звериных, пускай народ честной знает, кто таков сынок Старейшины.

Тогда Отаю больше ничего не оставалось, как пасть пред ней на колени:

- Прости! Прости, родимая! Убей, не помню, что творил. Что хочешь со мной делай, коль таким извергом оказался!

Сейчас же Весна прищурилась, слезы изобразила:

- А ничего я с тобой делать не буду боле! Хоть тронь еще раз! Разнесу молву по деревне!

От таких речей совсем Отаю плохо стало, вскочил он, схватил рубаху со штанами  и вон из сарая выбежал.