Когда дверь в сарай захлопнулась, Весна рухнула на кровать и разревелась, что было мочи. И стыдно ей было, и больно, и страшно. Но вдруг, словно стрелой ее пронзило, подняла краса голову, заплаканные очи злостью сверкнули:

- Вы еще попляшете у меня. Я вам еще покажу чёртово рыло. Захотели воли лишить? Пополам согнуть? Ну, поглядим, кто кого поборет.

И ведь прав был Велес, когда сказывал, что негоже людям созданий божественных подчинять воли своей. Боги и прогневаться могут, а коль прогневаются, то жди большой беды! Вот и Весна рассерчала.

С того дня красу будто подменили. Хаживала она по избе Судимира аки истукан, дела-то делала, но Отая от себя гнала куда подальше, а ежели он пытался воспротивиться, так стращала его Весна, что пустит молву о деяниях его лихих и опозорится тогда Старейшина. Отай ходил словно тень, отец пытался выведать, отчего сын чернее тучи, но тот молчал. Плохо было парню, не успел жениться, как ворогом для любимой стал.

Так пролетела осень, а вскоре и зима. Все это время Весна по Лану страдала, по своей жизни невольничьей.

А Лан совсем сник, ничего-то боле его не интересовало, не тревожило, кроме сердца разбитого и души израненной. Бывало, призывал его Велес, грозился в прах обратить, ежели за ум не возьмется, но все без толку. Глядел слуга на своего хозяина пустыми глазами, речей не внимал, угроз не страшился. Тогда-то и Велес призадумался, все ж Лан не только медвежью землю оберегал от набегов охотничьих, но и нечисть лесную в узде держал, не позволял разгуляться. А тут на тебе.

И тогда решился Велес на очередную хитрость, решил снова жрецом обратиться, да наведаться в дом Старейшины. Поспрошать о жизни молодых.

Так, одним весенним днем, когда солнышко уж вовсю землю пригревало, явился жрец Колун к дому Судимира. Его встретили с почестями, покуда Старейшина испереживался весь и не знал уже, как помочь счастью детей, как Отая к жизни вернуть.

- Доброго здравица, Колун! – заулыбался Судимир. – Проходи, гость дорогой, садись… Жена сейчас стол соберет. Откушай с нами.

- И тебе не хворать, Старейшина. Токмо я не угощаться пришел. Поведай-ка лучше мне, как дети живут? Все ли ладно у молодых? Доволен ли ты невестушкой?

- Вовремя ты пришел. Я уж было сам к тебе собрался. Беда у нас, - зашептал Судимир, чтоб домашние не услыхали. – Нет мира между Отаем и Весной. Глядят друг на друга как два сыча. И молчат оба аки рыбёхи озерные. Ума не приложу, что делать.

- Вон оно как, - удивился жрец. – Надобно что-то делать, да поскорей. Вам ужо внуками пора обзаводиться, а тут такое...

- Ты уж поговори с ними, призови к уму-разуму. Я в долгу не останусь.

- Про должок, это ты верно говоришь, - хитро усмехнулся Колун. – Ладно, помогу чем смогу.

Колун решил поговорить для начала с Отаем, выведать, отчего Весна от него бегает. Нашел он его на дворе, тот дрова колол. Стоял парень весь взмыленный, глаза бешеные, рубил дрова с такой яростью, что даже Велесу его жалко стало. Подошел старик к нему, покашлял. Отай глянул в сторону жреца, кивнул головой и к делу вернулся, а Колун еще ближе подошел, положил жилистую руку тому на плечо:

- Брось-ка топор. Поговорить надобно за жизнь вашу.

- Не о чем тут языками чесать! - рявкнул Отай.

- Оно и видно, - сквозь смех продолжил старик. – Глядишь, скоро избу на полешки разберешь.

- Ты иди старец…подобру-поздорову, - не унимался Отай.

Тогда надоело Велесу в жреца играть, хлопнул он в ладоши, лезвие соскочило с топорища и ахнулось на ногу парню, зашибив пальцы. Тот взревел как зверь раненый, и послышалась отборная брань.

- Сказал же, брось топор, - посмотрел Колун на Отая добродушным взглядом.

А как успокоился Отай, так сел на полено и принялся больную ногу растирать:

- Чего тебе надобно, жрец?

- Да вот, хочу знать, отчего ты так не весел? Отчего в глазах столько горечи-печали?

- Зря женился, вот и весь мой сказ.