|
Брат Юлий нес дежурство с одним из трех караульных в чине лейтенанта, упитанным че-ловеком с грубыми манерами по имени Дравог, который шагал так, как будто давил жуков, и говорил так, как будто жевал их. Он постоянно постукивал палкой о свои краги, и этот барабанный звук действовал раздражающе. В отношении заключенных действовала суровая палочная дисциплина. Все движения были подчинены сигналу гонга, и на любого замешкавшегося тотчас обрушивался град ударов. От всего этого стоял несмолкаемый шум. Заключенные были угрюмы. Юлию приходилось выискивать законные основания для любого акта насилия по отношению к заключенным, и он часто сочувствовал своим жертвам. Ему вскоре опротивела бессмысленная жестокость Дравога, но в то же время непрекра-щающаяся враждебность заключенных истощала его нервную систему. Дни, проведенные с от-цом Сифансом, казались ему самыми счастливыми, хотя в то время он не отдавал себе в этом отчет. В новой суровой обстановке он тосковал по глубокой темноте, наполненной молчанием и благочестием, даже по отцу Сифансу с его осторожным дружелюбием. Дружба была не той чертой характера, которую уважал и признавал Дравог. Одним из секторов зоны была пещера под названием Твинк. В Твинке группы заключен-ных были заняты тем, что разрушали заднюю стену, чтобы увеличить рабочее пространство. Этот тяжелый труд был бесконечным. – Это рабы, а чтобы они шевелились, их нужно бить, – говорил Дравог. Замечание надзирателя приоткрыло для Юлия завесу над прошлым Панновала: вероятно он весь был создан именно таким образом. Груды горной породы увозили на грубо сколоченных тележках, которые были по силам только мужчинам. Тележки откатывали в глубину Святилища, где Вакк нес свои воды намного ниже уровня земли. Здесь находилась глубокая пропасть, куда скидывали породу. В Твинке была и ферма, где работали заключенные. Здесь выращивался ячмень, из которо-го приготовляли хлеб, а в пруду, питающемуся от источника в скале, разводили рыбу. Каждый день вылавливали определенное количество рыбы. Больную рыбу закапывали вдоль берегов, где росли огромные съедобные грибы. Их едкий запах ударял в нос любому, вступающему в Твинк. Поблизости располагались и другие фермы и шахты, где добывался кремнистый сланец. Но свобода передвижения Юлия была так же ограничена, как и у заключенных. Он не мог выходить за пределы Твинка. Он удивился, услышав из разговора Дравога с другим надзирателем, что один из боковых проходов ведет на Рынок. Рынок! Одно это слово вызвало в его воображении толпящийся мир, который он оставил в той, другой жизни. Он с тоской подумал о Киале и о его жене. Из тебя никогда не получится настоящего священника, – подумал он про себя. Раздались звуки гонга и крики надзирателей. Заключенные напрягли мускулы. Всюду сно-вали фагоры, иногда перекидываясь друг с другом словом. Юлий ненавидел их. Он наблюдал, как четверо заключенных вылавливали рыбу под недремлющим оком одного из надзирателей. Им пришлось по пояс зайти в ледяную воду. Когда сеть была полна, им позволили выйти на бе-рег и вытянуть свою добычу. Мимо катилась тележка, груженная булыжником. Ее толкали двое заключенных. Неожи-данно колесо тележки наехало на камень. Заключенный, который налегал на левую ручку тележки, споткнулся и упал. Падая, он сбил с ног одного из рыбаков, тянущего сеть. Рыбак от толчка упал головой вниз в воду. Надзиратель заорал и стал размахивать палкой. Его фагор ринулся вперед, схватил осту-пившегося заключенного и поднял высоко в воздух. Подбежавшие Дравог и еще один надзира-тель принялись избивать молодого парня, стараясь попасть палкой по голове. |
