|
Я был в твинке, когда обрушилась кровля. Что там творилось! К счастью, я особенно не пострадал. Обломок камня лишь немного повредил мне ногу. Могу дать тебе совет: не пытайтесь уйти через северные ворота – стража закрыла их и объявила о чрезвычайном поло-жении, так, на всякий случай, если достопочтенные граждане вздумают совершить какую-нибудь глупость. – Ты собираешься донести на нас, отец? – От прежних времен, от дней его отрочества, у него сохранился костяной нож, который украсила искусной резьбой его мать, будучи еще в хорошем здравии. Когда он задал этот вопрос Сифансу, его ладонь нащупала под сутаной рукоять ножа. Сифанс хмыкнул. – Как и ты, я собираюсь совершить одну глупость. Я посоветую тебе, какой лучше избрать путь, чтобы покинуть нашу страну. Я также советую тебе не брать с собой этого человека. Оставь его здесь, я позабочусь о нем. Все равно он скоро умрет. – Нет, отец, это человек крепкого закала. Он непременно поправится, если мысль о свободе дойдет до его сознания. Он много пережил. Не так ли, Усилк? Заключенный пристально посмотрел на них. Его раздувшаяся почерневшая щека закрыла один глаз. – Но он твой враг, Юлий, и останется им. Берегись его. Оставь его мне. – То, что он мой враг – это моя вина. Я постараюсь загладить ее, и он простит меня, когда мы будем в безопасности. Отец Сифанс вымолвил: – Некоторые не прощают. Пока они стояли неподвижно друг против друга, Усилк старался подняться на ноги. Нако-нец, ему это удалось и он встал, тяжело дыша, возле стены. – Отец, вряд ли я могу об этом просить. Почем знать, может ты являешься одним из Хра-нителей. Хочешь ли ты вместе с нами уйти во внешний мир? Глаза священника замигали. – До моего посвящения в духовный сан я чувствовал, что не могу служить Акхе. Однажды я пытался покинуть Панновал. Но меня поймали, потому что я был растяпой, а не дикарем, как ты. – Вы никогда не забываете моего происхождения. – Я всегда завидовал дикарям. И сейчас завидую. Но я потерпел поражение. Меня подвела моя природа. Меня поймали и стали обрабатывать, ну насчет того, как меня обрабатывали, я только скажу, что я тоже человек, но человек, который не может простить. Это было давно. С тех пор я пошел на повышение. – Пошли с нами. – Я останусь здесь, мне нужно лечить раненую ногу. У меня ведь на все и всегда есть отго-ворка, Юлий. Взяв с полки мелок, Сифанс набросал на стене схему побега… – Это долгий путь. Вы должны пройти под горою Квинт. В конце концов вы окажетесь не на севере, а на благодатном юге. Если вы останетесь там, вы заживете на славу. Плюнув на ладонь, он стер со стены знаки и бросил камешек в угол. Не находя слов, Юлий обнял старого священника и прижал его к себе. – Мы отправляемся тотчас. Прощай. С трудом заговорил Усилк. – Ты должен убить этого человека. Убей его сейчас. Как только мы уйдем, он сейчас же поднимет тревогу. – Я знаю его и верю ему. – Это только хитрость. – Какая к черту хитрость. Не смей так говорить об отце Сифансе. – Эти слова были произ-несены с некоторым волнением, потому что Усилк шагнул вперед, а Юлий, протянув руку, пре-градил ему путь. Усилк ударил его по руке и они некоторое время боролись. Наконец Юлий осторожно оттолкнул Усилка. – Ну, пошли. Если ты можешь еще бороться, значит можешь и идти. – Подожди. Я вижу, что мне придется довериться тебе, монах. Докажи, что ты говоришь правду. Освободи моего товарища. Его имя Скоро. Он работал со мной в пруду. Он заключен в камере 65. |
