– Теперь найдется! – прорычал он и, схватив Кортни культей под руку, заставил ее встать. – Тогда на «Ястребе» я сделал ей предложение, а теперь намерен довести его до конца.

И тогда вдруг Дики поднялся с пола и с бешеной яростью набросился на Гаррета. Почувствовав, как зубы и ногти вонзились в него, Шо прорычал проклятие и повернулся, чтобы отшвырнуть мальчика. На долю секунды он отвернулся от Кортни и отвел револьвер от Мэтью, и этого оказалось достаточно, чтобы Кортни сделала стремительный рывок. Она схватила обеими руками холодный стальной ствол, вывернула его и, чтобы заблокировать курок, засунула под него палец, как учил ее Дункан, а свободной рукой вцепилась Гаррету в глаза. Взревев, Гаррет занес вверх ужасную, бесформенную культю и изо всей силы ударил Кортни по шее. Мир вокруг нее закружился и потемнел, но она не выпустила оружие и продолжала бороться, стараясь завладеть им... а Гаррет все бил и бил ее, а потом поднял колено и нанес ей удар в живот. Миранда смеялась и подстрекала его; Мэтью с трудом встал на четвереньки и, пьяно раскачиваясь, пополз к неподвижному телу Дики. Гаррет еще раз ударил Кортни, ее пальцы выпустили револьвер, и она скорчилась от боли, от мучительной боли, лишившей ее способности двигаться или кричать...

...Кортни проглотила остатки ярости и боли, но в горле застрял огненный комок. Она забыла о своем решении не шевелиться, и ее руки потянулись к веревкам, которыми ее кисти были привязаны к стулу, но, услышав удовлетворенное хихиканье где-то рядом с собой, она замерла.

– Итак, вы очнулись. Я думал, это будет продолжаться дольше.

Она услышала тихий царапающий звук ножек стула, а затем шаги по каменному полу. В ее мыслях царила неразбериха. Боль и гнев, ненависть, обида, страх за Мэтью и Дики – все подавляло ее способность думать и оставаться спокойной. Голос... он был смутно знаком. Он не принадлежал Гаррету, но это был мужской голос, и звучал он надменно и властно.

– Я некоторое время наблюдал за вами, мисс Фарроу, ожидая, когда вы придете в себя, и, честно говоря, удивился, что вы очнулись. Должен признаться, капитан был неоправданно жесток. Такая нежная кожа – и в таких синяках! – Кортни отпрянула назад, когда рука коснулась ее щеки; затем рука, погладив ее шею, грубо сжала подбородок и подняла его. – Вряд ли вы в том положении, чтобы оказывать сопротивление, моя дорогая.

– Уберите от меня свои поганые вонючие руки, – прошипела она.

– Почему? Боитесь, что я могу дотронуться до чего-то, что принадлежит вашему доблестному капитану Баллантайну? – Упоминание имени Адриана привело Кортни в ужас, и она почувствовала у себя на щеке горячее, прерывистое дыхание своего мучителя, наклонившегося к ее лицу. – Я планирую больше, чем просто дотронуться до вас, дорогая. Гораздо больше. Разве можно упустить такую возможность?

Кортни стиснула зубы, чтобы не обрушить поток проклятий на бестелесный голос. Голос... «Голос! Сосредоточься на голосе! – приказала она себе. Она знала, что слышала его прежде, но где? – Не думай о том, что он говорит. Он хочет тебя запугать. Он хочет, чтобы ты боялась. Он хочет, чтобы ты совершила ошибку. «Покажи свой страх, и ты погибла» – это слова Дункана, это его предупреждение». А Кортни все-таки была дочерью Дункана Фарроу, дочерью Сервенны де Вильер и женой Адриана Баллантайна!

– Кто вы? – холодно спросила она. – Зачем вы привезли меня сюда? – Она почувствовала его изумление и почти увидела лицо!

– Кто я, это не важно, но могу пообещать, что в должное время вы это узнаете. А что касается всяких «почему» и «зачем», так это просто в порядке компенсации – во всяком случае, так было раньше.