— Пусть весь дом слышит, что я больше не могу. Всему городу крикну: не могу, не хочу больше!

— В первый раз вижу истерику у тебя, — сказал он.

— А ты сколько меня вообще видишь? — воскликнула она с горечью. — Два месяца в году! А что со мной, когда ты в море, ты видишь? Ты видишь, как я ночи не сплю, все думаю — где ты? Жив ли, здоров ли? Ветер шумит за окном, вся дрожу — ох, шторм в Атлантике, вас разбивает, вас несет на скалы! Дождь пойдет — у вас гроза, ураганы! Мороз ударит — обледенение! Все дни страхи, все ночи страхи!

Он пересел на диван, обнял ее, она прижалась головой к его плечу. Минуту они молчали. Он ласково заговорил:

— Понимаю тебя, Оля. Но ведь ты не одна. Все твои подруги…

Она мигом взорвалась и оттолкнула его.

— Что мои подруги?. Что? Может, они мужей своих не так любят, может, по натуре поспокойней, может, заводят тайных дружков, а может, хуже моего терзаются. Не знаю и знать не хочу! Сил моих больше нет! Доля рыбачки хуже доли солдатки. У солдаток разлука с мужьями всего на два, на три года — и солдаток все жалеют. У рыбачек разлука с мужьями на всю жизнь — и никто их не жалеет, все считают, что одинокое существование в порядке вещей. Не хочу больше такого порядка! Сколько ночей просыпаюсь, обнимаю твою подушку — нет тебя, нет! Хватит с меня одиночества!

— Уже скоро десять лет хожу по морям… Сперва на юге, теперь здесь.

— Вот именно! Юбилей будем справлять — десять лет одиночества и мук! А сейчас эта ваша перестройка!.. Удвоят муки, удесятерят тоску — и назовут это: «Рационализация промысла» и «Муж продвигается по служебной лестнице»! Не хочу такого продвижения! По три месяца терзалась без тебя, теперь велят по полгода? Сердца нет у людей!

— Ты ставишь меня в немыслимое положение! — сказал он хмуро.

Она опять взорвалась:

— Тебя ставлю? А в какое ставят меня? Еще раз спрашиваю, почему никто не поинтересуется, каково мне? Посмотри на меня, я ведь еще молодая, правда? И я красивая, по крайней мере, ты всегда уверял меня в этом.

Он еще надеялся шуткой повернуть течение разговора.

— Если и ошибался, то искренно. Для меня ты лучшая из всех женщин на земле. Надеюсь, ты не сердишься, если я и преувеличиваю твои достоинства?

Она чуть не застонала:

— А для чего мне все эти достоинства, если тебя нет рядом? Для чего мне быть красивой и молодой?.. Когда я иду по улице, многие мужчины оглядываются, а мне горько, ты этого не видишь, даже поревновать меня некому. И я думаю об одном: все лучшее во мне пропадает, я вяну, сохну, безвременно старюсь… Ни для кого, ни для чего — одна мысль! Сережа, тебе не страшно, что меня посещают такие мысли? Они ведь могут привести к беде!

— Интересное признание! Но как понять тебя? — холодно спросил он.

— Не притворяйся, что не понимаешь! Сережа, ты можешь потерять меня! Если долго так будет продолжаться, я утрачу контроль над собой. Я могу изменить тебе!

Он привлек ее к себе, целовал губы, щеки, глаза, потом ласково произнес:

— Олечка, никогда между нами не было обмана — и никогда не будет. Не верю, не верю! Окажи, что ты все выдумываешь!

— Ах, я сама не знаю, где выдумка, где правда, — ответила она со слезами. — И мне так жутко от иных мыслей, от скверных желаний. Я не хочу скрывать от тебя ничего…

Наступило продолжительное молчание. Он хмуро глядел в пол, она тихо плакала на его плече. Он заговорил — спокойно и рассудительно:

— Подведем итоги, Оля. Ты ставишь меня перед выбором: отказаться от повышения или потерять тебя.