На его лице застыла гордая, презрительная усмешка, и только глаза пылали злобным, яростным огнем. Виктор поискал на палубе Рейну, но не увидел ее, хотя вполне возможно, что она и была где-то среди воинов Вольфгарда.
Он почувствовал противную слабость в желудке. Мысль о кровопролитии была ему ненавистна. Виктор приходил в ужас от того, что приходится вести преданных ему людей на убийство, но выхода не было. В этом безумии сейчас самое главное было защитить и сберечь своих людей.
Оба корабля продолжали идти навстречу друг другу и, казалось, что столкновение уже неизбежно, но в последний момент Виктор отдал кормчему команду, и судно резко развернулось. По-видимому, такую же команду своему кормчему отдал и Вольфгард, потому что и его дракар тоже стал поворачивать в сторону. Мгновенно весла были втянуты на борт и корабли столкнулись бортами с громким треском так, что казалось их корпуса должны были бы расколоться. От удара Виктор чуть не рухнул на палубу и вынужден был даже схватиться за мачту, а уже в следующую секунду раздались громкие воинственные крики, с вражеского корабля полетело несколько абордажных крючьев, которые, впившись в борт его дракара, намертво скрепили оба судна. По всем канонам, ему следовало бы сейчас отдавать команду бить эти крючья и попытаться отойти от врага на безопасное расстояние, но похоже, воины Виктора и не думали об отступлении, а наоборот сами с нетерпением ожидали, когда дружинники Вольфгарда бросятся в атаку. Впрочем им не пришлось ожидать долго, потому что сразу на палубу их дракара посыпались грозно вопившие воины, и сражение началось. Полетели стрелы, копья, раздался треск щитов и лязг оружия; крики победителей и вопли побежденных слышались со всех сторон.
Быстро восстановив равновесие, Виктор выхватил меч, закрылся щитом и вместе со своими дружинниками бросился в бой. Сразу же перед ним оказался огромный викинг, потрясавший топором и ужасный на вид от всклокоченных рыжих волос, покрывавших его лицо. Он зарычал что-то своим хриплым голосом, и в следующую секунду Виктор еле успел закрыться щитом, как на него обрушился сильный удар. Не успев удивиться тому, что до сих пор жив сам и щит не разлетелся на куски, конунг вынужден был подставить меч, чтобы отразить новое нападение.
Гигант издал яростный вопль и обрушил на щит ярла новый удар. Вокруг них кипела злая сеча, кричали раненые, гремело железо, и впервые в своей жизни Виктор ощущал густой, тошнотворный запах крови с отчетливым металлическим привкусом, которым, казалось, было наполнено все вокруг.
Наконец, ему удалось вспомнить то, чему он учился все эти дни. Уроки Свена и других не прошли даром. Ярл вновь подставил свой меч под топор напавшего на него викинга и вдруг сделав обманное движение, ударил врага щитом, его кромкой прямо в челюсть. Изо рта великана хлынула кровь, он зашатался, и Виктор нанес ему последний удар мечом, плашмя по лицу. Бородатый гигант отлетел к борту дракара и медленно сполз на палубу, потеряв сознание. Однако, у Виктора не было времени, чтобы перевести дух.
На него тут же напал новый противник. Воин Вольфгарда, словно в безумном танце, прыгал перед ним, размахивая мечом и издавая какой-то животный крик. Глаза этого человека дико вращались, лицо было искажено судорогой и подергивалось, и Виктор понял, что теперь ему предстоит сражаться с одним из тех, о ком он пока еще только слышал: перед ним был воин-берсеркер-викинг, приходивший во время сражения в такое состояние, в котором не чувствовал ни боли, ни ран и остановить которого могла только смерть. Отражая стремительные выпады врага, Виктор чуть сам не обезумел. Его захватило упоение боем, ему уже почти стало нравиться это удивительное состояние – возбуждающая смесь опасности и ощущения собственной силы. В манере ведения боя берсеркером было что-то уж очень однообразное; это был грубый натиск, помноженный на суеверный страх перед ним и перед его безумными воплями. И как только Виктор это понял, он сразу, интуитивно, догадался, что нужно делать. |