Виктор Авилов играл в этом спектакле спокойно, почти безэмоционально, и именно от этого возникало непроходящее чувство тревоги за человеческую судьбу — столь хрупкую, беззащитную. Для критиков эта работа осталась фактически незамеченной. Для самого Авилова она была чрезвычайно важна именно той обновленной природой внутреннего существования, которую он обнаружил в себе, будучи уже опытным и, можно сказать, маститым артистом.

Год спустя, в 2002 году, он создал при театре «Киноспектакль» свою актерскую школу. Не от бахвальства, не от повышенной самооценки — потому что понял: ему есть чем поделиться, чему научить молодых, начинающих артистов. И сыграл в спектакле Олега Лещинера «Про хоббитов, или Туда и обратно» две роли — Предводителя гоблинов и Дракона Рыжий Смог.

В этом же году он сыграл свою последнюю великую роль…

В театре «Арт-Хаус» режиссер Вадим Тухватуллин начал работать над спектаклем по известному роману Патрика Зюскинда «Парфюмер». Не было вопросов, кто может сыграть страшную, мистическую роль парфюмера Гренуя — человека, собирающего запахи и создающего прекрасные духи, не способного остановиться ни перед чем, включая убийство.

Когда этот роман был опубликован в журнале «Иностранная литература» и все мы взахлеб читали его, в обсуждениях самых разных людей возникало имя Виктора Авилова как единственного артиста, способного воплотить этот образ, если бы кто-то решился перенести роман на театральные подмостки. И действительно, со своей инфернальной внешностью, с богатыми оттенками своего хриплого голоса, со всей своей необычной фактурой он, казалось, был самой судьбой предназначен для этой роли. Не было сомнений и у Вадима Тухватуллина, он пригласил Авилова в свой спектакль.

В этом случае Виктор Авилов повел себя несколько необычно — он вмешивался в инсценировку, уточняя те моменты, которые казались ему особенно важными для характеристики своего персонажа, постоянно что-то менял, ни в коей мере не умаляя авторитет режиссера, но с высоты своего уже завоеванного положения советуя, рекомендуя, порой и настаивая… Авилов работал не только над текстом и мизансценами, он впервые попробовал себя как хореограф, придумав и поставив для своего Гренуя два очень сложных и интересных танца.

…В этом довольно спорном спектакле Виктор Авилов был, как всегда, завораживающим — казалось, он нес в себе философский объем всего романа Патрика Зюскинда, проигрывая в выразительных паузах и танцах все то, что оставалось за пределами инсценировки. Но одно вызывало серьезнейшее сомнение — финальное вознесение Гренуя. Он медленно взмывал в конце спектакля ввысь, словно действительно возносился в небеса, а значит — получал прощение…

После спектакля мы долго говорили с Виктором по телефону. Я, горячась, сетовала на неоправданность и даже некоторый цинизм подобного финала, а он столь же горячо отстаивал свою точку зрения, призывая меня вспомнить начало романа — рождение и младенчество Гренуя, закрытость от него всех моральных, нравственных законов. «Он раскаивается в финале, значит, получает прощение… Не судите да не судимы будете», — убеждал меня Виктор, но каждый из нас остался при своем мнении.

Сегодня, спустя годы после его ухода, я думаю, что он не смог бы сыграть эту роль, не найдя внутреннего оправдания своему персонажу. Сама эстетика Театра на Юго-Западе, которую Виктор Авилов впитал с младых ногтей и на всю жизнь, диктовала ему невозможность финального мрака и ужаса! По-особому чувствуя людей, поверяя все своей чрезвычайно развитой интуицией, он искренне считал, что роман Патрика Зюскинда оставляет возможность для такого и именно такого финала — раскаяние страшного человека, выросшего и живущего вне норм морали, должно особенно сильно подействовать на зрителя.