— А я терпеливый, — гоготнул Генка. После чего смачно харкнул себе под ноги и сказал:
— Ну, ладно, доигрывайте свой футбол, голытьба, а я к Машке пойду — заждалась она, поди, меня.
Однако, дойдя до поворота в переулок, Генка не удержался — обернулся и крикнул играющим:
— И все-таки не быть Кыре хорошим футболистом.
Как показала жизнь, Генка Стеклов по прозвищу Штырь в какой-то мере оказался прав — Славке Тихонову, действительно, не суждено будет стать великим футболистом. Его сманит иная стезя — хоккей, который в конце 40-х станет в Советском Союзе не менее популярен, чем футбол. И, самое интересное, Генка успеет признать свое поражение много лет спустя. Это случится в конце 60-х, когда судьба забросит Тихонова в рижское «Динамо». Его жену, Татьяну, местные власти устроят на работу юристом в местную колонию строгого режима. И вот однажды, когда она после очередного трудового дня собиралась уходить домой, на улице к ней подошел невысокий мужчина в кепке и с трехдневной щетиной на скулах. В руке он держал гвоздику. Протягивая ее женщине, незнакомец спросил:
— Это ведь вы Татьяна Тихонова, супруга Виктора Васильевича?
— Совершенно верно, — принимая цветок, ответила Татьяна. — С кем имею честь?
— Мое имя лично вам ничего не скажет, — ответил мужчина и кашлянул в кулак.
По тому, как он это сделал, Татьяна поняла, что у незнакомца тяжелая форма туберкулеза. Она догадалась, что перед нею бывший зек.
— Тогда чем я обязана этому цветку?
— У меня к вам настоятельная просьба. Передайте пожалуйста Кыре, что Штырь был не прав.
Сказав это, мужчина галантно поклонился своей собеседнице и пошел в противоположную от ее дома сторону. Когда, придя домой, Татьяна рассказала об этой встрече мужу и подробно описала внешность незнакомца, тот всплеснул руками:
— Это же Генка Стеклов — мой сосед по Малой Колхозной! Надо же — жив курилка!
9 февраля 1977 года, среда, Рига, Латвийская ССР, квартира Тихоновых
— Странно, что такие прекрасные мелодии, которые пишет Раймонд, до сих пор не заинтересовали кого-то из больших артистов в Москве, — едва кончилась на пластинке песня, произнесла жена Тихонова. — Например, эта вещь могла бы украсить репертуар Аллы Пугачевой.
— Была же Лариса Мондрус с «Синим льном», — напомнил Тихонов.
— И где теперь Мондрус — в Германии? С тех пор и «Синий лен» в ее исполнении пропал. И вот уже пять лет, как песни Раймонда в Москве больше никто не поет.
— Я думаю, это временное явление и его талант рано или поздно снова заметят и в столице, — поднимаясь с дивана и направляясь к стулу, на спинке которого его дожидалась свежая и идеально выглаженная рубашка, ответил Тихонов.
— А как быть с твоим талантом?
На вопрос супруги муж ответил не сразу. Сняв с себя спортивную кофту, он облачился в белоснежную рубашку и, застегивая пуговицы, спросил у жены:
— Тебе плохо в Риге?
— Нет, лично мне здесь очень хорошо, я никуда не хочу уезжать, но я думаю о тебе. Мне кажется, что ты уже перерос рижское «Динамо». Все-таки почти десять лет его тренируешь. Да, ты вернул команду в класс сильнейших, поставив всю Ригу на уши. Все до сих пор помнят, какой ажиотаж стоял вокруг ваших матчей. Чтобы достать заветный абонемент люди ночевали возле Дворца спорта и даже жгли там костры. Те абонементы на хоккей стали настоящим дефицитом — они распространялись по жуткому блату, на них меняли черную икру и даже американские джинсы. Но все это в прошлом. И хотя ты вывел в минувшем сезоне команду на шестое место…
— …то ты считаешь этот результат моим потолком? — продолжил мысль жены Тихонов. |