— А вы тоже бывали там?

Слабый розовый свет освещал теперь танцплощадку. На мгновение я потерял из виду Ивонну с Хендриксом, но вот они снова показались. Их закрывали от меня танцующие: Мейнт, Мэг Девилье, Фоссорье и Тунетта Ролан-Мишель. Последняя, выглядывая из-за плеча мужа, сделала им какое-то замечание. Ивонна рассмеялась в ответ.

— Вы же знаете, о Египте невозможно забыть. Невозможно… Иногда по вечерам я вообще не могу понять, зачем остался здесь…

Я тоже вдруг перестал понимать, зачем я здесь, а не в «Липах» с моими старыми газетами и телефонными справочниками? Он положил мне руку на плечо:

— Я готов отдать что угодно за то, чтобы вновь очутиться на террасе «Паструдиса»… Разве можно забыть о Египте?

— Но «Паструдиса», наверно, больше нет, — пробормотал я.

— Вы уверены?

На площадке Хендрикс, воспользовавшись темнотой, гладил Ивонну пониже спины.

Мейнт направился к нашему столику. Без дамы. Брюнетка уже танцевала с другим кавалером. Рухнул на стул.

— Ну, о чем мы тут болтаем? — сняв в темноте очки, он посмотрел на меня с ласковой улыбкой. — Держу пари, Пулли рассказывал вам свои арабские сказки.

— Этот господин родом из Александрии, так же как и я, — сухо парировал Пулли.

— Правда, Виктор?

Хендрикс пытался поцеловать ее в шею, но она не давалась. Отклонялась назад.

— Пулли уже десять лет хозяин этого заведения, — сказал Мейнт. — Зимой он работает в Женеве. И, представляете, до сих пор не привык к горам.

Он заметил, что я наблюдаю за тем, как Ивонна танцует, и пытался меня отвлечь.

— Приезжайте как-нибудь зимой в Женеву, Виктор, и я обязательно свожу вас к нему. Пулли в точности воспроизвел обстановку одного каирского ресторанчика. Как там он назывался?

— «Хедиваль».

— В «Хедивале» Пулли чувствует себя как в своем любимом Египте, а здесь у него на душе кошки скребут. Правда, Пулли?

— Чертовы горы!

— Кошки скребут, — напевал Мейнт, — кошек прогнать… Брысь, кошки, брысь! Брось свою грусть!

Начался новый танец. Мейнт склонился ко мне:

— Не обращайте на них внимания, Виктор.

Вернулись Ролан-Мишели. Потом Фоссорье и Мэг Девилье. Наконец, пожаловали Ивонна с Хендриксом. Она села рядом со мной и взяла меня за руку. Стало быть, не забыла обо мне. Хендрикс с любопытством меня разглядывал.

— Так, значит, вы жених Ивонны?

— Именно так, — ответил за меня Мейнт, — и если ничего не случится, она в скором времени станет графиней Ивонной Хмара. Что скажешь?

Он подначивал Хендрикса, но тот продолжал улыбаться.

— Звучит неплохо, получше, чем Ивонна Хендрикс, не так ли? — добавил Мейнт.

— А чем, собственно, занимается молодой человек? — с важностью вопросил Хендрикс.

— Ничем, — ответил я, вставляя в левый глаз монокль, — ничем, абсолютно ничем.

— А ты уж думал, что молодой человек непременно тренер по лыжному спорту или делец, как ты? — продолжал нападать Мейнт.

— Заткнись, или я изорву тебя на мелкие кусочки, — сказал Хендрикс, и непонятно было, в шутку он угрожает или всерьез.

Ивонна указательным пальцем водила по моей ладони и думала о чем-то своем. О чем? Когда одновременно пришли брюнетка, ее муж с решительным лицом и вторая блондинка, напряжение не ослабло. Все искоса поглядывали на Мейнта, ожидая, что он выкинет. Обругает Хендрикса? Съездит ему по лицу пепельницей? Устроит скандал? Глава игроков в гольф наконец спросил его со светской непринужденностью:

— Вы по-прежнему практикуете в Женеве, доктор?

Мейнт, как примерный ученик, сейчас же отозвался:

— Да, господин Тессье.