На втором этаже казино за оконным стеклом горел свет. В зале для игры в баккара мелькали силуэты людей. Мы обошли вокруг здания, на фасаде которого было выведено округлыми буквами: «Казино», и постояли у входа в бар «Бруммель», откуда доносилась музыка. В то лето повсюду играла музыка и все пели песни, причем одни и те же.

Мы шли по левой стороне проспекта д'Альбиньи мимо городского парка. Мимо нас изредка то туда, то сюда проезжали машины. Я спросил Ивонну, зачем она позволяла Хендриксу хватать себя за попу. «Подумаешь!» ответила она. Надо же было как-то отблагодарить Хендрикса, за то что он дал ей кубок и чек на восемьсот тысяч франков. Я сказал, что, по-моему, свою попу следует ценить дороже восьмисот тысяч франков, тоже мне, большая важность — кубок «Дендиот» за изысканный вкус! Тьфу! Никто и не слыхал о таком кубке, кроме горстки каких-то провинциалов, затерявшихся на берегах забытого Богом озера. Смешно сказать! Жалкая награда! Разве я неправ? К тому же какой изысканный вкус может быть в этой «савойской дыре»? А? Она ядовито прошипела, что Хендрикс «очень сексуален» и с ним было приятно танцевать. Я ответил, стараясь говорить отчетливо, но все равно от волнения глотая слова, что Хендрикс — набитый дурак, плюгавый, как все французы. «Ты и сам француз», — сказала она. — «Нет! Нет! Я не имею с вами ничего общего. У французов нет настоящей знати, настоящего…» Она расхохоталась. Я нисколько ее не смутил. Тогда я ей заявил нарочито ледяным тоном, что впредь ей лучше не особенно хвастаться кубком «Дендиот» за изысканный вкус, иначе ее засмеют, а ей это вряд ли понравится. Сотни девушек получили такие смехотворные призы и канули в Лету. Сколько их снималось в бездарных фильмах вроде «Liebesbriefe auf dem Berg». И на этом заканчивало карьеру киноактрисы. Много званых. Мало избранных. «Ты считаешь этот фильм бездарным?» — спросила она. «Конечно». На этот раз, кажется, мое замечание ее задело. Она умолкла. Мы сели на скамейку в шале и стали ждать фуникулера. Она тщательно порвала пустую пачку от сигарет. На пол полетели мелкие, как конфетти, клочки бумаги. Меня так растрогала ее старательность, что я стал целовать ей руки.

Фуникулер застрял, не дойдя до остановки «Сен-Шарль-Карабасель». Наверно, сломался, и в такой час чинить его некому. Она была страстной, как никогда. Мне показалось, что все-таки я ей небезразличен. Изредка мы выглядывали в окно и видели небо, а далеко внизу — крыши и озеро. Светало.

На следующий день на третьей странице «Эко-Либерте» появилась большая статья под названием: «Кубок «Дендиот» за изысканный вкус присужден в пятый раз».

«Вчера около полудня в «Спортинге» многочисленная публика с интересом следила за соревнованиями на кубок «Дендиот». В прошлом году они проходили зимой в Межеве, а теперь устроители перенесли их на летний курорт. Еще ни разу соревнования не проходили в такой радостный солнечный день. Большинство зрителей пришло в купальниках. Среди них был господин Жан Марша из «Комеди-Франсез», приехавший поставить на сцене театра казино спектакль «Послушайте же, господа…».

Жюри, по обыкновению, состояло из различных знаменитостей. Опытнейший знаток изысканного вкуса господин Андре де Фукьер любезно согласился его возглавить; не будет преувеличением сказать, что последние пятьдесят лет господин де Фукьер — и в Париже, и в Довиле, и в Каннах, и в Туке — душа изысканнейшего общества и мерило вкуса.

Под его началом объединились: Даниэль Хендрикс, всем известный чемпион и попечитель соревнований, Фоссорье, глава «Турсервиса», Гамонж, деятель кино, г-н и г-жа Тессье из гольф-клуба, г-н и г-жа Сандоз из «Виндзора», г-н супрефект П.