|
— Иди, иди! — Галина Николаевна подтолкнула его в спину. — Монах!.. Все? — Я! Я еще! — Демин выскочил из дальней комнаты в девчоночьем коридоре, вприпрыжку помчался к себе. Галина Николаевна заперла за ним дверь на ключ. Демин с той стороны расплющил нос о стекло, скребся, изображая муки страсти. — Господи! Каждый день одно и то же… — Галина Николаевна спрятала ключ в карман. Погасила свет в коридоре, села в своей комнате, устало прикрыла глаза. За одинаковыми пронумерованными дверями с фамилиями жильцов на табличках слышалась приглушенная возня, девчонки укладывались спать. Юлька, Света и Нина сидели в ночных рубашках на подоконнике, курили в форточку, передавая сигарету друг другу. Красный огонек по очереди выхватывал из темноты их лица. За окном в сквере светились в морозном тумане зеленые фонари. Ия спала. Она обладала потрясающей способностью мгновенно засыпать, приняв горизонтальное положение — в раздевалке, в гримерке между выходами. — Не расстраивайся, Нин, — сказала Юлька. — Еще сто раз список поменяется. — Да при чем тут список! Если не взяли — значит, точно отчисляют, — Нина прикусила губу, быстро отвернулась к окну. — Даже Нефедову взяли. Кобыла кривоногая… — С таким папой хоть одноногая. — А этот, второй, ничего был, а? — Света толкнула Юльку коленом. — Ну и что? — А смотре-ел на тебя… — хитро прищурилась Света. — Отстань. — Ты знаешь, я думаю — он придет еще… В коридоре послышались шаги. Галина Николаевна открыла дверь, включила свет: — Кто курил? Ийка села на кровати, испуганно хлопая глазами спросонья. Все старательно спали. — Я спрашиваю: кто курил? — повысила голос воспитательница. — Выгонят — не плачьте потом!.. — Как думаешь — напишет? — спросила Нина, когда дверь за Галиной закрылась. — Да нет, пугает, — ответила Юлька. — А надымили — фу! — пробормотала Ия. — Ладно, девки, спим! Все понемногу затихли. Юлька лежала с открытыми глазами, закинув руку за голову. Привычно ныли суставы и мышцы ног, болела правая стопа. Юлька, не меняя позы, подтянула колено к груди, ощупала пятку — болезненный бугор увеличился, «шпора» росла. Надо было оперировать прошлым летом, но так хотелось домой… Теперь поздно: впереди экзамены, первый год в театре. Пока терпимо, потом сколько-то можно продержаться на заморозке. Юлька давно привыкла к ежедневной боли, если после уроков ничего не болело — это казалось даже странным… Потом вспомнился разговор с матерью, и опять подкатила к горлу жгучая обида. Для самой Юльки все было ясно и просто: отец — враг. Не враг даже — чужой, далекий человек. Юлька и думать о нем забыла, если бы не письмо матери. Отец ушел восемь лет назад, в последнюю Юлькину зиму в Руднике. Что отец ушел, объяснили сердобольные соседки, зачастившие к матери. А как ушел? Жил на соседней улице, каждый день встречался у магазина или Дома культуры под руку с молодой красивой теткой, бухгалтершей из леспромхоза. Юлька цеплялась за отцовский рукав, тянула домой: «Пойдем, пап, ну пойдем! Мамка плачет!». Потом мать начала пить, не столько от горя, сколько от внимания участливых к чужой беде соседей. Распахивалась дверь, Витька, Юлькин одноклассник, живущий через забор, радостно кричал, едва видный в густых клубах морозного пара: «А ваша-то опять напилась, несут!», следом соседи или вовсе незнакомые мужики волокли мать, и соскочившие наполовину материны сапоги гребли носками снег. |
