|
— Десятый урок — в шесть. А потом репетиция до восьми. — А потом? — Ужин. — А потом? — Уроки надо делать?.. Ким! Ким! — позвала Юлька. Дог подбежал к ней, уткнулся мордой в живот. Юлька погладила его по большой угловатой голове. — Дисциплина… — протянул Игорь. — А в выходные? — Суббота — как обычно. В воскресенье — спектакль в КДС. — Где? — В Кремлевском Дворце съездов. «Тщетная предосторожность». Дог обнюхал Юлькины ладони, понял, что сахара сегодня не будет, укоризненно глянул на нее снизу вверх и умчался. — Можно, я приду? — Приходите. Мне все равно, — пожала плечами Юлька. — Если билет достанете. — Хоть раз в жизни схожу на балет. — А вы не были? — Юлька удивленно вскинула голову. — Ни разу?! — Нет, — засмеялся Игорь. — Все как-то не получалось… Они дошли до конца аллеи и вернулись к ярко освещенному подъезду. — Мне пора, — остановилась Юлька. — Французский надо учить. Французский, конечно, мог и повременить, но Юлька сгоряча выскочила на улицу с голыми ногами и теперь нещадно мерзла. — Я подожду после спектакля? — спросил Игорь. Юлька молчала, опустив голову. И чем дольше тянулось молчание, тем больше краснела Юлька сквозь морозный румянец. Досадливо провела ладонью по горящей щеке. Наконец, сказала: — Ладно. — Что? — Ждите. В комнате Юлька переоделась, натянула на ледяные ноги толстые гетры, подчеркнуто-деловито, как ни в чем не бывало, убралась. Девчонки поглядывали на нее искоса и улыбались. Юлька села по-турецки на кровать, положила перед собой учебник и, сосредоточенно нахмурясь, открыла. Девчонки вдруг разом прыснули, отворачиваясь. — Чего ржете? — обиделась Юлька. И сама не выдержала, засмеялась вместе с ними. Ночью, засыпая, она вдруг физически ощутила, что где-то в огромном городе в это самое время думает о ней человек. Она даже смутно представила его комнату и вид из окна. Ощущение было радостное и тревожное, будто в глухом лесу вдали задрожал огонек, готовый пропасть в любую минуту… Юлька не любила, не знала и боялась Москвы, почти так же, как и восемь лет назад, когда нежданно-негаданно оказалась в училище. Для матери развод не прошел даром: вдруг полезла струпьями кожа со щек, и за несколько дней лицо превратилось в кусок сырого красного мяса. Она заперлась в дому, боясь показаться перед людьми таким чудищем, а летом ей дали отпуск и отправили в Москву, в медицинский институт — лечиться и сидеть на ученых конференциях, демонстрируя редкую форму нейродермита. Зойка и Катя уехали в лагерь на три смены, на Юльку не хватило путевки, и матери пришлось взять ее с собой. Месяц Юлька жила в больнице, помогала нянечкам и на кухне, ночевала то в палате, то в процедурной, то в кладовке — где позволяли дежурные сестры. В одной палате с матерью лежала плаксивая издерганная тетка с таким же красным «мясным» лицом — балерина из Станиславского, которую выжили из театра на пенсию. Она и посоветовала матери показать Юльку в училище. Юлька о балете не мечтала и вообще не думала, просто потому, что ни разу не видела. Однако все, что нужно — шаг, подъем, — оказались при ней, и ее приняли. Много позже Юлька поняла, что это было спасеньем — пристроить ее в Москве: троих детей мать не потянула бы. До первого сентября было еще далеко, но везти Юльку через всю страну домой, а потом отправлять обратно, не было денег, и мать оставила ее в пустом интернате дожидаться начала занятий. |
