— О? И когда ж точно?

— А, не стоит.

— Минуточку, ты сюда врываешься…

— Ну да, и билет сам себе купил, — чуть не добавив: «Не мамочка моя за него платила», — но, видя, что на это она и рассчитывает, он пропустил волну неосёдланной.

На деле же он вот что сделал — вписался к ней прямо за стенку, так что они стояли на соседних ланаях в сотнях футов над уровнем моря и вели эту взрослую дискуссию, у каждого в руках по банке пива, Френези в бикини, а Зойд в старых трусах — если б не смертоносная высота, год мог бы оказаться и позапрошлым, ещё в Гордита-Бич. Где-то над ними другая парочка орала друг на друга, бесконтрольно. Голоса их, попеременно акцентируя, помогали Зойду и Френези калибровать их собственные, хоть и не обменяться им самодовольными взглядами, означавшими бы: «По крайней мере, у нас не всё так плохо», — они-то не опускались до такого.

Зойд не мог не задаться вопросом, едва ль не вслух, где может сейчас быть Бирк Вонд, её харизматичный федеральный дружочек. Прячется под кроватью у неё в номере, хавает лучики на пляже Вайкики? Зойду не хотелось разочаровываться. Именно неведение касаемо местонахождения федерального обвинителя США Вонда, в итоге, некое обратное присутствие его помогло Зойду перебраться через Тихий океан в самолёте, чья годность к полётам становилась лишь, в памяти, всё более сомнительной.

Саша тоже пользы не принесла.

— Ты меня в это не втягивай. Не собираюсь я гнать шары на собственную дочь, ведь так? Если б и вообще что-то знала, а нет такого, — с чего бы ей мне докладывать?

— Ну — вы ж её мама.

— В точку.

— Тогда ладно, а как насчёт Бирка Вонда, которого мы оба знаем как облупленного, что именно он за подвид преступного фашиста, вы таких завалить честно пытались всю жизнь — вы что ж, намерены терпеть такого типа? Я просто спрашиваю, — скакнув на мошеннический тон понежней, — вы с ним разве никогда не встречались? Лицом к лицу?

Саша распознала мольбу, уже близившуюся к нытью, а потому была на стрёме. Этот бедный олух слишком легко бы мог удовольствоваться любой наименьшей тенью боли, казалось, ему хочется выстрадать все болезненные подробности до единой. Тупица. Зачем ему так время тратить? Вроде не юнец, видал уже такое, но кто знает, может, он тут девица, и это его первый рейс по зелёным морям ревности. Могла бы его и в лоб спросить, но её обязанность в эти дни, похоже, просто держать язык за зубами, оттачивать его для пущей готовности, но из ножен молчания не извлекать. Раздражает вдвойне, потому что на свою дочь злилась она как чёрт. Шашни Френези с Бирком, политически, сами по себе отвратительны, но она ж ещё и о деле снова забыла, поэтому Саша сердилась, как это бывало не раз, на привычку Френези, развившуюся у той в жизни довольно рано, то и дело нырять под каждую ситуацию, которой обязанности требовали держаться и её исправлять. Насколько Саша могла разобрать, эта тяга делать ноги за годы отнюдь не потускнела, и последней жертвой её был Зойд.

Кой в данный момент делал вид, что озирает Гонолулу.

— Так что — Сверхъёбаря я нигде не вижу, что случилось, Стив Макгэрретт не смог раскрыть дело, его пришлось вызвать?

— Зойд, ты б не напирал, мы не хотим неприятностей.

Она смогла произнести «мы» до того легко, что у него вдруг перехватило дух, он весь онемел, запалил холостыми.

— Неприятностей? Мы? Эй… — расстёгивая свою туземную рубашку, что купил себе, замахав руками, — я чист, дамочка! Не собираюсь я стрелять в какого-то засранца только из-за того, что он мою жену ебёт, особо если эта муть федеральная, — хотя на самом деле ему больше всего на свете хотелось бы скрючиться вдвое, сжав всё тело в кулак, у неё перед самым носом… вот только она лишь отведёт глаза эти свои синие, синью по сини, как гласит старый итальянский шлягер, отведёт к морю, к погоде, к любому реквизиту в визуальной доступности, ибо применить этот синий таран — всё равно что, она это знала, коснуться, или же прикосновение отобрать.