Изменить размер шрифта - +
- Они каркают как вороны и вещают недоброе, но кто же заткнет им рты? Изобретите что-нибудь, попробуйте сделать будущее ярче, веселее, отраднее. Ведь вы мастерили велосипеды, чинили автоматы в Галерее, были даже киномехаником, правда?
     - Верно! - подхватил Дуглас. - Смастерите для нас Машину счастья! Все засмеялись.
     - Не смейтесь, - сказал Лео Ауфман. - Для чего мы до сих пор пользовались машинами? Только чтоб заставить людей плакать. Всякий раз, когда казалось, что человек и машина вот-вот наконец уживутся друг с другом, - бац! Кто-то где-то смошенничает, приделает какой-нибудь лишний винтик - и вот уже самолеты бросают на нас бомбы и автомобили срываются со скал в пропасть. Отчего же мальчику не попросить Машину счастья? Он совершенно прав!
     Лео Ауфман умолк, подошел к краю тротуара и погладил свой велосипед, словно собаку или кошку.
     - Что мне терять? - бормотал он. - Наживу еще несколько мозолей на руках, потрачу еще несколько фунтов железа да немного меньше посплю. Решено, я ее сделаю, клянусь, я ее сделаю!
     - Лео, - сказал дедушка, - мы вовсе не хотели... Но Лео Ауфман был уже далеко; изо всех сил нажимая на педали велосипеда, он мчался в теплый летний вечер, и лишь издали донесся его голос:
     - Я ее сделаю... сделаю...
     - А знаешь, - почтительно сказал Том, - он и правда сделает, вот увидишь.
     Посмотришь, как Лео Ауфман катит на своем велосипеде по вечерней каменистой улице, круто сбегающей с холма, - и сразу понятно, что этому человеку все вокруг по душе: как шуршит в нагретой солнцем траве чертополох, когда ветер пышет жаром в лицо, словно из раскаленной печи, и как звенят под дождем электрические провода. Он был не из тех, для кого бессонная ночь-мученье, напротив, когда не спалось, он лежал и вволю предавался размышлениям: как работает гигантский часовой механизм вселенной? Кончается ли завод в этих исполинских часах или им предстоит отсчитывать еще долгие, долгие тысячелетия? Кто знает! Но бесконечными ночами, прислушиваясь к темноте, он то решал, что конец близок, то - что это только начало...
     Главные потрясения и повороты жизни-в чем они? - думал он сейчас, крутя педали велосипеда. Рождаешься на свет, растешь, стареешь, умираешь.
     Рождение от тебя не зависит. Но зрелость, старость, смерть-может быть, с этим можно что-нибудь сделать?
     В голове у него, сверкая легкими золотыми спицами, вертелись колеса его Машины счастья. Это должна быть машина, которая поможет мальчишкам персиковый пушок на щеках сменить на мужественную щетину, а девчонкам превратиться из нескладных гусениц в ярких бабочек. И в зрелые годы, когда счет ударам сердца идет уже на миллиарды, когда лежишь ночью в постели и только тревожный дух твой скитается по земле, эта машина утолит тревогу, и человек сможет мирно дремать вместе с палыми листьями, как засыпают осенью мальчишки, растянувшись на копне душистого сухого сена и безмятежно сливаясь с уходящим на покой миром...
     - Папа!
     По лужайке ему навстречу бежали дети, все шестеро:
     Саул, Маршалл, Джозеф, Ребекка, Рут и Ноэми, - младшему было пять, старшему пятнадцать; каждому хотелось взять у отца велосипед, каждый спешил коснуться его руки.
     - Мы тебя ждали! У нас сегодня мороженое! Лео двинулся к веранде, чувствуя невидимую в темноте улыбку жены.
     Пять минут прошло в блаженном молчании - все рты были заняты; потом Лео поднял вверх ложку серебристого мороженого, точно в нем и заключалась тайна вселенной и касаться ее следовало очень осторожно, и спросил:
     - Лина, что ты скажешь, если я попробую изобрести Машину счастья?
     - Что-нибудь случилось? - тотчас спросила жена.
Быстрый переход