Она подняла ружье и взвела курок, затем, не выходя на открытое место, твердо сказала:

– Уберите капкан, сэр, и поднимите руки, или вы покойник.

Мужчина повернул голову, однако не сделал того, что требовала Холли.

– Тут лиса попалась в капкан, а я пытаюсь ее освободить. Кстати, полегче с этой штукой.

– Вы устанавливаете эти проклятые капканы, надеясь, что вам повезет. И вы не ошиблись. Но теперь отойдите, я сама освобожу лису.

Мужчина покачал головой, чем несказанно удивил Холли. Обычно все подчиняются, когда на них наведено ружье.

– Эй! – продолжала она. – Может, вы думаете, что я не умею, обращаться с этой штукой? Не обольщайтесь: я пущу ее в ход, если вы не уберетесь отсюда немедленно.

Его смех поразил ее еще больше.

– Где это вы научились так разговаривать? Никогда еще не слышал подобного от леди.

Холли напряглась и вцепилась в курок.

– Сэр, если вы будете продолжать в том же духе, я заставлю вас замолчать навсегда. Повторяю, убирайтесь отсюда!

Незнакомец снова нагнулся над капканом:

– Сначала я освобожу лису, а уж потом сделаю то, о чем вы просите.

Его смелость ошеломила Холли. Между тем незнакомец раскрыл капкан, и лиса, чуть прихрамывая, побежала прочь. Бедняга не понимала, что была на волосок от смерти.

Мужчина поднялся и стряхнул пыль с выцветших брюк.

– Ни одна косточка не сломалась! Так что же все это значит? Я не люблю, когда ко мне подкрадываются и направляют на меня ружье.

Внимательно приглядевшись к нему, Холли почувствовала странное волнение. Она никогда не видела таких необычных глаз, темных, почти черных, но узких, словно полуприкрытых веками. Да, этот глубокий задумчивый взгляд возбуждал в ней необычные ощущения.

Его лицо показалось Холли красивым, несмотря на грубость черт. Решительный подбородок, чувственный рот, черные, как ночная вода, волосы, спадающие на плечи. Брюки и рубашка так тесно облегали незнакомца, что под ними явственно обозначались крепкие мускулы. Он был широкоплеч.

Дав девушке время присмотреться к себе, незнакомец сказал:

– Опустите ружье, если не собираетесь стрелять. Если же собираетесь, то валяйте. – Он криво усмехнулся. – Однако не промахнитесь, второго выстрела не будет.

Холли стиснула ружье.

– Это моя земля, и вам здесь нечего делать.

Незнакомец направился к ней, и она вдруг подумала, что едва ли достанет ему до плеча. Почему от него исходит такое ощущение надежности? Он протянул ей руку:

– Вы не хотите стрелять в меня. У вас нет для этого причин. Меня зовут Скотт Колтер. Я просто проходил мимо.

– И вы клянетесь, что не ставили этот капкан?

Он кивнул:

– Поверьте мне.

Она подала ему руку:

– Холли Максвелл. Извините за ружье, но что мне было делать?

– Как вы оказались в такой глуши, вдали от всех? – спросил он.

Девушка сердилась на себя за то, что незнакомец волнует ее.

– Я уже сказала вам, что это моя земля. Я живу здесь.

– Ваша земля? – удивился он.

– Да, и она никогда не достанется проклятым янки. Мне завещал ее дед, а сегодня я уплатила налоги. Теперь никто не заберет у меня эту землю. А что делаете здесь вы?

– Я участвовал в войне и сейчас хочу побыть один и обдумать все ужасы, которые видел. Мне и в голову не пришло, что мое присутствие здесь кому–то помешает.

Холли снова вскинула ружье.

– Так вы проклятый янки или воевали на стороне южан? Нечего улыбаться! Если вы янки, я пристрелю вас, клянусь.

Скотт Колтер возблагодарил небеса за свое протяжное техасское произношение.

– Неужели вы так ненавидите янки? Странное чувство для столь красивой молодой девушки.