— Нет, сынок, этот мир был слишком реальным, чтобы придумывать то, чего нет, но нужно всегда верить в то, чего могло и не быть.

— Что ты имеешь ввиду, папа?

— Но ты ведь знаешь о Трое.

— Да, ты мне сам рассказывал об Одиссее и Ахиллесе.

— Никто не верил, что Троя существовала, все были уверены, что это выдумка греческого писателя Гомера, многие вообще не верили даже в существование Гомера, тем более что, по преданию, он был слепым.

— И что?

— Так вот, немец Шлиман поехал в Турцию и нашел Трою. Над ним все потешались, а он ее нашел. Никто не верил в успех его дела, а он нашел не просто город, но еще и сокровища царя Приама, владевшего Троей. Так и мы, сынок, пока мы думаем, что никто и никогда не сделает вино лучше нас, кто-то очень далеко отсюда уже делает это вино.

— Так значит Пантелерия — это тот самый остров сирен?

— Да, греки принимали вой ветра за песни сирен.

Отец и сын замолчали на минуту, потом Грегуар спросил:

— Ты думал, кем ты хочешь стать?

— Да, как ты и дед, делать вино.

— Ты в этом уверен?

— Наверное, да.

— Значит, еще не уверен, но у тебя есть время подумать, а у меня уже нет.

В тот вечер Макс не понял смысла сказанных отцом последних слов. Их смысл он поймет только через много лет…

Грегуар любил «общаться» с вином. Общение с вином доставляло ему больше удовольствия, чем общение с людьми. Раз в месяц он покупал бутылку очень дорогого бордо, брал только твердый высохший сыр и уходил в погреб. Там, в погребе, сидя в абсолютной тишине, он мечтал, как и о его винах будут говорить люди, как однажды он удивит мир своим вином.

— Что, опять мечтаешь? — Арсен спустился в погреб за вином к ужину.

— Да.

— Глупое занятие.

— Да, папа, спасибо, я твое мнение уже знаю.

— Я тебе не дам испортить наше вино.

— А почему ты решил, что я его обязательно испорчу.

— Здесь не делают «своих» вин, или ты решил делать вино в гараже?

— А почему нет?

— Пока я жив, мы будем делать вино, которое делали все мы.

— Все мы?

— Мы — это Шанталье. Я оставлю тебе в наследство замок, а не гараж, и значит, ты должен делать вино.

— А они, по-твоему, что делают?

— Не знаю и знать не хочу.

— Отец, наше вино очень плохо продается, замку нужен ремонт, нам надо меняться, чтобы выжить, почему ты не хочешь этого понять?

— Грегуар, нельзя меняться в угоду моде, нужно делать свое дело хорошо, и тогда люди это оценят.

— А если они оценят это нескоро?

— Это не имеет значения, мы должны делать свое дело, и будь что будет.

— Отлично: ты используешь девиз средневековых рыцарей, чтобы выжить сегодня, папа, — это абсурд.

— Абсурд — это то, что ты предлагаешь.

— Папа, но ведь можно попробовать с тем дальним виноградником.

— Я умру, тогда и будешь пробовать, хотя я и оттуда буду против, — и старый Шанталье проткнул небо указательным пальцем.

Моника, жена Грегуара, хотя и была итальянкой, страсти к вину не испытывала и разговоров об урожае и погоде не любила. Грегуар всегда наливал ей немного в бокал, но бокал почти всегда оставался нетронутым. Однажды Арсен дал внуку понюхать вино:

— Что чувствуешь?

— Ничего.

— Значит, еще рано.

— Что рано?

— Не пришло еще время.