– Но если что-то и правда случится, мы будем винить себя в том, что даже не попытались ее спасти!

– Спасти от чего?

– Не знаю, мама не сказала. – Я принялась копать с удвоенной энергией, и у меня наконец начало получаться – на глубине земля была мягче, и чем дольше я копала, тем темнее и пахучее она становилась.

Крики птиц у нас над головой размеренно чередовались с лязгом скребущих землю лопат и нашим натужным кряхтением. Щеки Зили опасно порозовели, ее темные кудри прилипли к шее потными завитками. Кажется, мы впервые в жизни так активно работали. В лесу мы обычно просто гуляли, а на уроках физической подготовки в школе играли в теннис или бегали по залу – обычно нас не заставляли делать ничего, что требовало бы сильного напряжения, словно мы фарфоровые куколки, которые нужно сохранить в стеклянной витрине для некоего грядущего предназначения. Мне же нравилось копать, пыхтеть, словно зверушка, и чувствовать, как горят мои мышцы. Яма становилась все шире, и я с удовольствием отдалась этой борьбе – мне хотелось посмотреть, как далеко нам удастся продвинуться. И вдруг меня что-то испугало – вспышка, видение, и я вскрикнула и отбросила лопату.

– Ты чего? – в ужасе спросила Зили, пока я пятилась от ямы. – Что случилось?

Испуганная своим видением, я пятилась назад, спотыкаясь, пока не уперлась спиной в дерево. Прильнув к стволу, я попыталась перевести дыхание. Яма передо мной была совершенно пустой – вот только минуту назад мне показалось, что в ней лежит безголовая невеста.

– Айрис?

– Мне что-то померещилось, – сказала я, тряхнув головой. – Ничего страшного.

– Что тебе померещилось?

– Змея, – сказала я первое, что пришло в голову. Зили испугалась, и мне пришлось долго убеждать ее, что никакой змеи в яме нет.

Я понимала, что безголовая невеста мне лишь привиделась, но меня беспокоило то, какой настоящей она казалась мне, как будто она и правда лежала там, в могиле. Это все мама. Это она внушила мне всякие ужасы. Я положила руку на грудь и попыталась успокоиться, а через какое-то время вновь перешла в режим старшей сестры, стараясь не думать о том, что видела.

– Все в порядке, – заверила я Зили, и, хотя она слишком хорошо меня знала, чтобы поверить в это, мы обе снова принялись за работу и копали, пока яма не стала достаточно глубокой.

– Такой, думаю, хватит. Давай все закопаем.

Зили открыла чемодан, а я расстегнула молнии на холщовых сумках и перевернула одну из них над ямой – зажигалки, драже и бутылочки духов посыпались вниз.

– Можно мне один съесть? – спросила Зили, поднимая пакетик с ореховыми драже. – Я проголодалась.

– Съешь, – сказала я. Она захрустела твердой глазурью, а я высыпала в яму содержимое второй сумки, а потом вывалила из чемодана розовые коробочки с трюфелями. Сверху я водрузила фарфоровое блюдо.

– Бедная Эстер, – сказала Зили, глядя на пеструю кучу под нашими ногами – мерцание золота и серебра, весенние краски пакетиков и блеск бутылочек из-под духов, часть которых треснула и теперь источала аромат бергамота и персика. Этот хаос, причиной которого я стала, заставил меня забыть страшную картину – безголовую невесту в могиле.