— Расступись! Расступись! Ты дывись на цых людэй — ничёго не разумиють! Не толпиться! Та пропустите же ж представителей закона, господа! А ну, выдыйдить!

Когда Задорожный волновался, был особенно заметен его малороссийский акцент. К нему уже спешили полицейские, рассосредоточенные (Виверра: опечатка) по залам и вестибюлям для наблюдения за порядком, — двое были в форме, а четверо — в одинаковых маскарадных костюмах Петрушек, сделанных, вероятно, за казенный счет.

Колычев прошел в боковой коридор, где находилось тело убитой женщины. Витгерта он поддерживал под локоть — лишившись трости, тот с трудом шагал на раненых ногах.

Любопытные, несмотря на все грозные окрики, пробрались в коридор и стояли плотной стеной, с ужасом глядя на мертвую Маргариту. Но близко к покойной никто не подходил.

Дмитрий заметил на полу рядом с телом револьвер и осторожно, платком поднял его. Судя по всему, из револьвера недавно стреляли, возможно, это и было орудие убийства.

— Это же мой револьвер! — закричал вдруг Витгерт. — Дмитрий Степанович, это мой револьвер! Он же должен лежать в гостинице, в моем чемодане, под замком. Откуда он здесь?

— В этом нам предстоит разобраться, — сдержанно ответил Колычев. — Ну что же, приступим к необходимым формальностям.

Происшествие на балу напугало весь город.

«Демьяновский вестник» писал: «Кровавая драма, разыгравшаяся на балу-маскараде в Коммерческом собрании, заставляет горожан задуматься — когда же схлынет волна преступности, захлестнувшая город? Отныне никто не может быть спокоен ни за жизнь своих домашних, ни за свою собственную.

Каких-нибудь два-три года назад об убийствах в Демьянове и не слыхали, самым страшным преступлением считалась пьяная драка подмастерьев. А теперь череда жестоких и циничных преступлений сотрясает наш город.

Еще не сняли траур близкие купца Ведерникова, коварно убитого брачной авантюристкой в собственном доме, как новой жертвой пала вдова штабс-капитана Синельникова, председательница городского Дамского комитета Маргарита Львовна Синельникова.

Энергическая деятельность госпожи Синельниковой в вопросах благотворительности, ее постоянная забота о сирых и убогих известна всему городу. Бедняки и сироты благословляли имя этой женщины, беззаветно отдававшей все силы борьбе с нищетой.

И вот дама, украшенная многими добродетелями, находящаяся в полном расцвете молодости и красоты, погибла от руки неизвестного убийцы.

Хочется спросить власть предержащих — доколе горожане будут столь беззащитны перед злодеями? Кто и когда наведет порядок в городе?»

Колычев с раздражением отбросил газету. Ясно, что из всех «власть предержащих» риторический вопрос «доколе?» можно задать весьма ограниченному кругу лиц и прежде всего ему, судебному следователю…

— Митя, ты не в духе? — спросил Петр и заботливо придвинул другу сахарницу. — Выпей сладкого чая, это успокаивает.

— Топтыгин, даже если я весь сахар из сахарницы сгрызу, мне это не поможет. Я ничего не понимаю в убийстве Синельниковой…

— Ну а какие улики ты обнаружил на месте?

— Рядом с телом — револьвер, принадлежащий, по его собственному утверждению, Витгерту, его же трость, его же следы — он испачкался кровью и наследил, правда, зеваки большую часть следов затоптали. Руки у Витгерта были в крови…

— Может быть, он Маргариту и застрелил?

— А какой у него для этого мотив? Он несколько дней назад впервые увидел эту женщину. Просто так, от нечего делать людей убивают только маньяки, а в поведении Витгерта, согласись, не заметно никаких маниакальных проявлений.