— Дмитрий Степанович! Рад вас видеть, — Витгерт пытался быть радушным. — Я прикажу подать самовар, вы с мороза.

— Не беспокойтесь, я по делу.

От чаепития в номере Витгерта Колычев решил воздержаться, хотя выпить стакан горячего ароматного чая ему очень хотелось.

— Андрей Кириллович, вы можете сообщить что-либо еще касательно вашего револьвера?

— Револьвер и кортик были заперты в одном из моих чемоданов. Ключ от номера я унес с собой. Однако мой револьвер был найден на месте убийства этой дамы, а по возвращении я обнаружил, что чемодан грубо взломан. Видите?

Витгерт выдвинул кожаный чемодан и показал Колычеву изуродованные замки.

— Похоже, незатейливо поработали перочинным ножом, — заметил следователь. — Кортик тоже похищен?

— Нет, только револьвер.

— А на двери номера были следы взлома?

— Я не заметил.

— Значит, дверь все-таки открывали ключом?

— Вы подозреваете меня, Дмитрий Степанович?

— Может быть, и подозревал бы, но я не вижу мотива для убийства малознакомой вам женщины.

— Мотив как раз был, и, может быть, не только у меня… Не хотел говорить вам, чтобы не навредить себе, да все же лучше открыться.

— О чем вы?

— Эта покойная дамочка, Маргарита Львовна, была шантажисткой.

Колычев удивленно взглянул на Витгерта. Не похоже было, что тот шутит, да и не время сейчас шутить, но звучало подобное утверждение совершенно неправдоподобно и дико. Какая-то чушь!

Витгерт продолжал:

— Я говорю совершенно серьезно, и у меня, поверьте, есть основание для подобных утверждений! Она пыталась шантажировать меня, а возможно, на крючке у нее были и другие жертвы. Вы удивлены?

— Не скрою, я боюсь верить вам на слово. Маргарита Львовна Синельникова — шантажистка? Это так не вяжется со всем, что про нее известно…

— Извольте прочесть, — Витгерт достал из бумажника и протянул Колычеву записку, найденную им в вечер помолвки в кармане пальто.

— Вы уверены, что писала Синельникова?

— Признаюсь, я проследил, кто придет на назначенную мне в записке встречу. Кроме Маргариты Львовны, одиноко зябнущей под фонарем в бесплодном ожидании, там никого не было! Впрочем, вы как официальное лицо имеете возможность сличить почерк с другими документами, написанными ее рукой. Как это называют? Экспертиза?

— Хорошо, предположим, записку вам написала Синельникова и она же ждала в условленном месте. А чем же, позвольте спросить, она вас запугивала?

— Мне не хотелось бы говорить на эту тему. Ничего, что опорочило бы меня как офицера и человека чести, я за собой не знаю. Однако есть некоторые личные обстоятельства, предание которых гласности для меня нежелательно. Это могло бы вызвать ревность моей невесты и даже расстроить помолвку. Я сам намеревался поговорить с Марией Викентьевной о моем прошлом, но сделать это надо тактично, в подходящий момент… А момент все никак не подворачивается. До тех пор, пока я не откроюсь невесте, я не желаю обсуждать мои тайны с кем бы то ни было.

— Ладно, пока оставим ваши интимные тайны в покое. Итак, вы боялись, что сплетня, основанная на некоторых фактах вашей жизни, опорочит вас в глазах Марии Мерцаловой?

— Именно. Полагаю, покойница как раз и намеревалась распустить эту сплетню, если не столкуется со мной о плате за молчание.

— Невероятно! Маргарита была легкомысленна, но отнюдь не казалась подлой.