— Ну приглашай. Только девочку лучше в приемной оставить, дай ей «Ниву», пусть картинки посмотрит.

— Да старуха говорит, что девочка-то и должна вам все рассказать.

— Ладно, зови.

На пороге кабинета появилась Серафима Кузьминична Загоруева в шляпке «воронье гнездо», поверх которой был намотан ажурный пуховый платок. Чувствовалось, что тетушка сильно волновалась перед визитом к следователю в «казенный дом» и нарядилась, чтобы добрать представительности. За руку она держала девочку лет десяти в коротковатом пальтишке из грубой дешевой ткани и подшитых валенках.

— Здравствуйте, Серафима Кузьминична! — Колычев встал и пошел навстречу посетительнице. — Что это за малышка с вами?

— Это Наташа, девочка из приюта, над которым Риточка попечительствовала. Мы вам, Дмитрий Степанович, сейчас все расскажем.

— Хорошо. Только лучше бы прежде теплую одежду с ребенка снять. В кабинете натоплено, Наташа вспотеет, выйдет на улицу и простудится. И вашу шубку, Серафима Кузьминична, позвольте на вешалку определить. Ну вот, Наташа, теперь давай знакомиться. Меня зовут Дмитрий Степанович. А ты шоколад любишь?

Девочка, покраснев, кивнула.

Колычев достал из ящика стола плитку шоколада «Эйнем» в яркой обертке. Обычно он держал в кабинете под рукой небольшой запас сладостей на случай визита посетительниц с детьми.

— Спасибо, — еле слышно прошептала девочка, но, к удивлению Дмитрия, не стала сразу есть шоколадку, а припрятала ее в какой-то карманчик.

Решив дать Наташе возможность освоиться в непривычной обстановке, Колычев заговорил с Серафимой Кузьминичной:

— Так что же привело вас ко мне?

— Я, Дмитрий Степанович, начну по порядку. Вчера я с прислугой своей с утра поставила тесто и напекла две корзины сладких пирожков.

Колычев обреченно вздохнул.

«Начнем с истории. Сначала Бог создал небо и землю», — подумал он.

Но перебивать и торопить тетушку было нельзя — собьешь с мысли, а тут и слезы недалеко. Впервые после смерти Маргариты Серафима Кузьминична была с сухими глазами, и Дмитрию не хотелось вновь возвращать ее к слезам.

— Леденцов я в лавке накануне купила, яблочков отобрала покрепче, и повезли мы со служанкой гостинцы в приют. Я и прежде всегда на Святки подарочки для сироток собирала, а Рита их отвозила. А тут с Ритиной смертью задержалась, не до того было. А ребятишки-то, думаю, ждут, поди, гостинчика. Кто их, бедняжек, на праздники побалует? Сиротки горемычные… Ну вот, собрала гостинцы для деток, что смогла, и повезла все сама.

Серафима Кузьминична, старавшаяся держаться, все-таки прослезилась.

— И еще думаю, присмотрюсь к сироткам, может, какая девчоночка приглянется, в дом ее возьму. Так мне без Риточки в пустом доме плохо, так тоскливо…

Тут уж слезы не заставили себя ждать. Дмитрий терпеливо ждал, к чему все-таки клонит старушка.

— Ну привезли мы подарки, раздали их деткам, а тут одна девчушка, вот эта, Наташа, подходит ко мне и говорит: «Вы барыни Синельниковой тетя? А я знаю, как ее убили, я все видела!»

Серафима Кузьминична окончательно залилась слезами. Дмитрий решил, что пора обратиться к девочке:

— Это правда, Наташа? Как же ты могла видеть?

— Я видела, — твердо сказала Наташа. — Я там была. В купеческом клубе каждый Новый год большой праздник бывает. Там так красиво — все в костюмах, музыка, танцы, хлопушки… Меня папаша, когда был жив, брал туда посмотреть. Он в купеческом клубе капельдином служил. И в этот раз мне очень посмотреть захотелось.