Глеб, конечно, никуда не пошел, хотя я считаю, это был его гражданский долг.
– Да, – мрачно кивнул Осаф Александрович, – в той электричке была убита женщина.
– Господи, – одними губами прошептала Софья Николаевна.
– Да…
Они замолчали.
– И ты думаешь…
– Я пока ничего не думаю. Но то, как началось следствие, мне не нравится.
Я обещаю тебе, что во всем разберусь. Прости, что пришлось тебе сказать, но ты и сама бы обо всем узнала.
– Ты обещаешь… – начала Софья Николаевна и замолчала.
– Обещаю во всем разобраться. И не допущу, чтобы пострадал невиновный человек. А ты постарайся не волноваться.
Вместо ответа Софья Николаевна вдруг уронила голову на грудь своего «милого Оськи» и расплакалась.
Ну, успокойся. Соня… Бедная моя девочка… Он довел женщину до входа в отделение. Больше не сказали друг другу ни слова.
Дубинин вышел из здания больницы, завел машину, но вместо того, чтобы ехать домой, отправился в «Эгиду». Нужно было срочно узнать адрес старшего следователя Самарина из транспортной прокуратуры.
По дороге Осаф Александрович погрузился в тяжелые раздумья. Да, он обещал Соне во всем разобраться. И это он сделает. Но помогать Глебу он станет только в том случае, если тот невиновен. Конечно, он знал его с детства, но сколько людей жили бок о бок с серийными убийцами и считали их милейшими людьми. Однако Дубинин хорошо помнил и другие факты. За первое убийство Чикатило расстреляли невинного человека. В Смоленске, когда арестовали Стороженко, по одному из его убийств давно сидел во всем признавшийся человек. Когда в Витебске начали убивать женщин, убийцу быстро нашли, осудили и расстреляли. Затем был арестован еще один. И только потом – настоящий преступник. И никто не понес ответственности.
«Если Глеб невиновен, подобного не должно случиться», – сказал себе Осаф Александрович, подходя к неприметной двери, ведущей в агентство «Эгида». Здесь круглосуточно, днем и ночью, находился дежурный. «Если невиновен… Если…»
– Садитесь, Пуришкевич, – услышал Глеб как сквозь слой ваты.
Без очков он плохо ориентировался в незнакомом помещении и потому не видел ни стула, ни указывающей на него руки.
– Стул справа от вас, – сказал голос. Интеллигентный приятный баритон.
Нормальная комната. Компьютер на столе, на стене большое цветное пятно.
«Календарь», – понял Глеб, Комната из прежней нормальной жизни, где нет ни Игорька Власенко, ни остальных.
– Садитесь, – повторил голос, – я следователь, которому поручено ваше дело. Моя фамилия Березин. Михаил Игоревич.
– Но ведь… – губы почти перестали слушаться, – был другой…
– В настоящее время ваше дело передано мне, – твердо сказал Березин, – так распорядилось начальство. Что ж, начнем. Курите?
Глеб отрицательно покачал головой.
– Это хорошо. Полезно для здоровья, – без тени иронии сказал следователь.
– Значит, так, гражданин Пуришкевич, вы подозреваетесь в убийстве Марины Александровны Сорокиной, совершенном в электричке Гдов-Петербург двадцать второго октября сего года.
– Я не убивал, – тихо сказал Глеб.
– Послушайте, Пуришкевич, – следователь встал и начал расхаживать по кабинету от окна к двери и обратно, – бросьте вы эти ваши хитрости. Ну чего вы добиваетесь? Против вас собраны неопровержимые доказательства. Понимаете?
Неопровержимые! Вас видели и на станции Школьная, и в электричке. |