– Смотреть на меня! – слышится голос того, кого Чекасов назвал «Валентин Николаевич Гусаков». Дознаватель. Глеб пытается сообразить, что это за должность, но тут следует окрик:
– Смотреть на меня! Глеб поднимает глаза.
Дознаватель стоит прямо перед ним, и теперь Глеб может разглядеть его лицо. Красное, мясистое и злое.
– Ты убил Марину Сорокину? – жестко спрашивает дознаватель. Глеб молчит.
– Еще раз спрашиваю.
Гусаков достает из кармана небольшой предмет.
Монета. Она ярко блестит в ослепительном свете, заливающем подвал.
Дознаватель методично подбрасывает монету в воздух и ловит ее. Взгляд Глеба как завороженный не может оторваться от яркой точки, мелькающей перед ним.
Вверх-вниз, поймал. Снова вверх-вниз. От этого монотонного движения хочется спать. Откуда-то из глубины сознания выплывает воспоминание о том, что любого человека можно загипнотизировать, если раскачивать у него перед глазами яркий шарик.
Вверх-вниз, поймал. Вверх-вниз… Внезапно монетка со звоном падает на пол. Глеб механически опускает глаза, чтобы рассмотреть ее. И в тот же миг дознаватель резким движением бьет его под ребра ребром ладони. Все тело пронзает резкая боль. Глеб рефлекторно сгибается, судорожно ловя ртом воздух. И тут же получает сокрушительный удар по шее.
Он мешком валится на пол. Следует резкий окрик:
– Сесть! Поднять голову!
Глеб подчиняется. Сесть обратно на табуретку удается не сразу. Ноги не слушаются, спина и затылок горят огнем, будто пронзенные сотнями бутылочных осколков.
– Ты убил Сорокину?
Он молчит, пытаясь свыкнуться с новой болью.
– Скотина, – констатирует дознаватель. – Ладно, – обращается он к кому-то, кажется к Чекасову, – уведите его.
Глеб уже стоит в дверях. Дознаватель подходит к нему и резко бьет в поддых.
– Думаешь, отделался? Учти, это еще цветочки. Ягодки будут потом. Хочешь в молчанку играть? Поиграй, поиграй, как бы тебе эта игра боком не вышла. Ясно, сука?
– Не понял, – сказал кому-то в трубке полковник Жебров, – какие нарушения?
Да о чем вы, Семен Семенович? Просто не успели еще. Сегодня же проведем. – Он опустил трубку на рычаг.
– Откуда? – спросил замначальника майор Гусаков.
– Спиридонов из прокуратуры. Вздрючили его, видать. – Полковник указал глазами на потолок. – Вот он и спустил кобеля.
– И чего им надо?
– Хрен их знает! Решили понаблюдать за тем, как ведется дело Пуришкевича.
С какой стати? Ни черта не понимаю. Видите ли, их интересует, было ли проведено опознание подозреваемого свидетелями. Только работать мешают!
– Да, – согласился майор Гусаков, – им-то что, они настоящего дела и не нюхали. Да он расколется у меня к вечеру. Размазня эта вшивая. Интеллигент!
Такое говно. Еще корчит из себя невесть что. – Лицо майора окаменело, а глаза полыхнули ненавистью. – Шкуры своей жалко. Понимает, что, если признается, без вопросов вышка.
– Не говори, Валентин, – кивнул полковник, – получили бы признание, и все – можно предъявлять обвинение. Считай, дело раскрыто. А тут пока свидетелей соберем… Волокита какая… Что там с хищениями, кстати?
– Глухо, – отозвался Гусаков, – надо подключать Самарина.
– Хорошо. А Березин пусть все силы кинет на вампира. Опознание надо организовать немедленно. Херня это все, конечно, но раз эти, – он снова показал на потолок, – хочут…
Полковник Жебров поднял трубку и набрал номер транспортной прокуратуры:
– Соедините со следователем Березиным. |