– Соберем свидетелей.
– И нас потом обвинят в запугивании населения. В том, что мы сеем панику.
Первый раз, что ли? Уже проходили.
– Я сколько таких объявлений видела.
– Ты пойми, Катюша, это потянет за собой такой хвост! Ты поговори с начальством. Если покажем труп, значит, потом с нас спросят раскрытие убийства.
– Дмитрий, – в кабинете появился начальник следственного отдела Спиридонов, – звонили из мэрии. Яковлев уже интересовался. Гнедин взял это дело под личный контроль. Так что мы под колпаком у Мюллера. В помощь к тебе поступают Панков и Калачева. Используй их на всю катушку.
Первой забила тревогу Маргарита Васильевна, мать Марины. Дочь никогда не доставляла ей тех хлопот, которые сваливаются на иных родителей: Марина не задерживалась, никуда не ходила, не предупредив родителей, а мысль о том, что дочь может взять и на три дня укатить неизвестно с кем на дачу денька эдак на три-четыре, показалась бы Маргарите Васильевне бредовой. Она ахала, читая в газетах статьи о нравах современной молодежи, но эти нравы всегда оставались за порогом ее дома.
Правда, когда Марина привела в дом жениха, он понравился не очень. Обычный парень, не о таком она мечтала для своей дочери. В ее воображении возникал высокий серьезный мужчина, пожалуй, постарше, но спортивный, подтянутый. И в то же время рафинированный интеллигент. С деньгами, конечно. Дипломат, известный ученый, лауреат…
Костя Сорокин разочаровал Маргариту Васильевну. Восторженный дурачок. Она пыталась отговорить дочь от этого брака, но, увидев, что Марина решительно настаивает на своем, смирилась.
В день рождения Кости Марина вдруг позвонила и попросила родителей не приезжать, а ближе к вечеру появилась сама – с каменным лицом и чемоданом в руках. Мать не знала, что и думать. Постепенно по капле удалось что-то вытянуть.
Маргарита Васильевна вскипела – как он смел так поступить с ее дочерью! И все-таки благоразумие взяло верх. Все они, мужики, мазаны одним миром… И поздно вечером она провела с дочерью беседу на тему «А стоит ли разрушать семью».
– Нет, мама, все кончено. И не уговаривай меня. Я знаю, что говорю.
– Но, Мариночка… Неужели ты хочешь остаться одна?
– Все оставлю ему. – Марина как будто не слышала слов матери. – И машину, и квартиру. Пусть живет.
Маргарита Васильевна смотрела на дочь в изумлении.
– Да ты что! Все поровну. Вы вместе зарабатывали…
– Не будем об этом, мама. Я знаю, что говорю.
Мать только покачала головой.
«Пройдет время, передумает. И вообще, с разводом не стоит торопиться. Вот найдет подходящую партию, тогда можно и развестись, ну и квартиру разменять, конечно», – размышляла Маргарита Васильевна, однако Марина твердо настаивала на разводе немедленном. Дело оставалось только за паспортом, забытым на даче.
«Может, и к лучшему, что он там, – думала мать. – Пока соберется съездить, глядишь, что-нибудь изменится».
Марина не сообщила родителям, что собралась на это снова вызвало бы разговоры, от которых она пыталась уйти.
Маргарита Васильевна начала волноваться, когда Марина задержалась с работы. Она даже позвонила Косте решив, что они помирились, но тот ничего не знал. Ночью, когда метро уже перестало работать, мать приняв валидол, начала обзванивать больницы и морги, однако ничего не выяснила.
– Надо заявить в милицию, – сказала она мужу в пять утра. – Звони.
Александр Илларионович послушно набрал «ноль-два». Его соединили с диспетчером, имевшим сведения о происшествиях, но тот ничего не смог сказать о Сорокиной Марине Александровне.
Рано утром вместо Педагогического университета Александр Илларионович вместе с супругой отправился в районное отделение милиции. |