|
Рано утром вместо Педагогического университета Александр Илларионович вместе с супругой отправился в районное отделение милиции. Однако им не удалось продвинуться дальше дежурного, который объяснил встревоженным родителям, что заявление о розыске у них примут недели через две, не раньше. – Ночью не пришла! – скривился он. – Засиделась у подруги, поехала на дачу с теплой компанией. Может быть, она уже сейчас дома. – Нет, – пыталась убедить его Маргарита Васильевна, – вы не знаете нашу дочь. Это совершенно исключено. – Да у нас что ни день приходят вот такие мамаши, – ответил дежурный. – Тоже уверяют, что это исключено. А потом через три дня появляются их загулявшие дочки. Еще чего – на каждую бэ розыск открывать. Диканские вернулись домой. Дмитрий Самарин сказал на летучке чистую правду. Ни в одном отделении милиции города не была зафиксирована пропажа молодой женщины, чьи приметы совпадали бы с приметами убитой. 24 Октября, пятницаШакутин медленно брел по вокзалу. Торопиться некуда. Все, что мог, он уже совершил. Даже сдал отпечатки пальцев. Правда, это пришлось перенести на следующий день. Процедура оказалась не из приятных. Кроме пальцев пришлось давать отпечаток всей ладони. «Что они, хиромантией заниматься будут?» – размышлял Кол, потирая едва отмытые ладони. В милицейском туалете наблюдалось полное отсутствие мыла, горячая вода также не была предусмотрена, а потому руки Кола напоминали о работе трубочиста или кочегара. Отмыв руки от краски в платном туалете. Кол почувствовал себя лучше. Первый шок через сутки прошел, и начали возвращаться простые человеческие чувства. Первым из них оказался голод. Повинуясь ему, Шакутин направил свои стопы в буфет. Народу было немного. Прошли те времена, когда в вокзальных буфетах стояли часовые очереди. Теперь пассажир средней руки предпочитает сам нажарить дома «ножек Буша», здраво рассуждая, что так они обойдутся раза в три дешевле. Поэтому очередь состояла из одного человека. Перекупщик билетов по имени Серый брал пачку сигарет и бутылку «Балтики» номер четыре. – Открой, будь добра'. – Слыхал, в электричке-то? – спросила буфетчица. – Это кто-то залетный, – отозвался Серый. – Убил, говорят, где-то между Школьной и Пятьдесят седьмым. – Пятьдесят седьмо-ой? – протянула буфетчица. – Так тот участок глухонемые держат. – Не-е, это уже тихвинцы. – Серый бросил на прилавок бумажку. – Слушайте, нельзя ли побыстрее? – Кол успел отвыкнуть от очередей. – Быстро только кошки кое-чего делают, – невозмутимо ответила буфетчица и, поплевав на пальцы, стала отсчитывать сдачу. – Это кто-то левый. Попадись он тихвинцам, скотина… – не обращая на Кола ни малейшего внимания, продолжал Серый. – Вам? – лениво спросила Зинуля. – Ногу куриную с картошкой, салат, яйцо под майонезом, пирожок и… – Кол посмотрел на бутылку, из которой не спеша прихлебывал Серый, – и бутылку пива. При слове «пирожок» неряшливая бабка, дремавшая на подоконнике, открыла глаза. – Ну, беспредел, – Зинуля продолжала прерванный разговор, – как я теперь с дачи буду возвращаться? – А ты меня с собой бери. – Я бы взяла, да как бы муж не того… – захихикала буфетчица, которая навскидку годилась Серому в матери, и то при условии, что он был ее далеко не первым ребенком. Кол жевал куриную ногу, прислушиваясь вполуха. Выдвигались разные версии, но все сходились на том, что это «чужой». |
