Изменить размер шрифта - +
И сразу понял – это и есть Лариса. Перед ним стояло женское существо, столь откровенно и вульгарно предлагающее себя, что даже у него захватило дух.
 Она вовсе не была красива. Фигура совершенно не соответствовала растиражированному идеалу 90-60-90, это было скорее 95-60-105. Короткая, «под попу», черная юбка смахивала на набедренную повязку, из-под которой устремлялись вниз обтянутые черными колготками объемистые бедра, переходящие в круглые коленки и далее в плотные икры. Таких ног не увидишь на подиуме у бесплотных моделей. В сочетании с тонкой талией и пышным бюстом (практически открытым благодаря прозрачной кружевной вставке) эти ноги говорили о животной страсти, о потной горячей постели, не имеющей ничего общего ни с любовью, ни с общностью интересов, ни с дружбой.
 Лариса произвела впечатление даже на Дмитрия, и это, разумеется, не укрылось от нее. Костя Сорокин, напротив, смотрел на секретаршу своего шефа с откровенным отвращением.
 – Вас Хельсинки, – повторила Лариса, – по поводу рекламы шпатлевки «Витонит».
 Сорокин, извинившись, вышел. Секретарша собиралась уйти за ним, но Дмитрий остановил ее:
 – Старший следователь транспортной милиции . Самарин. Расследую дело об убийстве Сорокиной. Я хотел бы задать вам несколько вопросов.
 Лариса широко улыбнулась, будто следователь сделал ей недвусмысленное предложение.
 – Пожалуйста. – Лариса качнула грудью. – А может, не сейчас? Работы много.
 И что, обязательно здесь?
 Она окинула взглядом высокую спортивную фигуру. Самарин производил впечатление.
 – Дома, например… в неформальной обстановке? – проворковала Лариса. – Или вам, следователям, запрещено?
 – Не поощряется, – спокойно смотря ей в глаза, ответил Самарин, – Как хотите.
 – Значит, сейчас у вас времени не найдется.
 – Никак, – ответила Лариса, – даже на минуту не могу присесть. – Она выставила вперед ногу. – Нужна главному редактору.
 – Хорошо, я вас вызову в прокуратуру.
 – Буду ждать, – проворковала Лариса. – До скорого!
 «А ведь из-за нее погиб человек, – думал Самарин, толкая дверь „Домостроя“, – она этого даже не понимает».
 В этот момент у него за спиной раздался нарочитый вздох и Ларисин голос произнес:
 – Сильный и скромный. Обожаю таких.
 – Ну и кто ты такой и с чем тебя едят? Чернокожий мальчик испуганно смотрел снизу вверх на трех белых дяденек-полицейских и молчал.
 – Откуда ты? Страна какая? Понимаешь или нет? Гражданство есть у тебя? – сердито спрашивал капитан Жебров, инспектор по делам несовершеннолетних, которого срочно вызвали из дома.
 – Ты бы еще чего спросил! Откуда он понимает про гражданство?!
 – Африка? Скажи – ты из Африки?
 – Afrique?.. – переспросил негритенок..
 – Ну вот, хоть чего-то добились. Звать тебя как? Звать! Имя!
 – Петька, да не ори ты так, думаешь, громче будешь вопить, он лучше поймет?
 – Знаешь, Жебров, тогда с ним сам и разбирайся, – обиделся Селезнев. – Я чтоб помочь…
 – Это еще что за диво! – воскликнул, входя в отделение, капитан Чекасов.
 – Да вот черножопенький потерялся. Или нарочно бросили, – сердито махнул рукой капитан Жебров. Этого найденыша ему только не хватало, да еще на ночь глядя… Еще одна головная боль…
 – Неужели бросили? – поразился Слава Поли-щук, разглядывая хорошенькую черную мордашку. – Своего ребенка…
 – Господи, да они, кроме как детей делать да бананы жрать, больше ничего и не умеют, – с досадой сказал Жебров.
Быстрый переход